— Этим летом… — Терентьев вновь умолк. И все же собрался с силами и продолжил. – Этим летом боевые действия возобновятся. Пока фронт снова стабилизировался, после нашего прошлогоднего поражения. Но это только на время. Летом состоится битва, невероятно ожесточенная. Она определит, кто, в конце концов, победит, мы или… пришельцы Евгеники. Дальше война может затянуться ещё на годы, может быть десятилетия. Но её конец станет ясен не позднее августа. Мы это понимаем, они так же. Поэтому побоище будет страшным.
— Я знаю, — ровным голосом ответила Ютта. – Ты забыл, что я работала в аудите военно–медицинских поставок, вместе с Поволоцким и Юдиным? И сейчас иногда их консультирую. Уже два месяца на фронт идёт поток нового оборудования, мы заказываем в Америке радиологические медикаменты, инструкторов с опытом атомной медицины. А ещё… — она осеклась, губы Ютты дрогнули. — Ещё саботажников и спекулянтов медикаментами стали расстреливать после ускоренного суда, без всяких скидок на положение и должность. Мы все понимаем, что летом будет новая битва, и теперь уже с атомным оружием.
— Тем лучше, — строго произнес Иван. – Ты должна понимать. До сих пор твари не очень усердствовали с оружием массового поражения в Евразии, в отличии от Америки. Они надеются использовать захваченное, поэтому настоящие химические атаки и «пыльца грёз» достались лишь конфедератам. Но никто не знает, как все повернется… Вы должны уехать на восток, как можно дальше.
— Я не могу, — просто сказала Ютта.
— Женщина! – Иван посмотрел на неё уже с откровенной злостью и даже угрозой. – Не надо со мной спорить! Если ты не дорожишь своей жизнью… — Терентьев бросил взгляд в сторону детской. – Вы оба можете быть в опасности. Ведь ты же мать!
— Иван, — Ютта смотрела ему прямо в глаза, прямо и очень спокойно, в её взгляде появился твердый металлический отблеск непреклонной решимости и воли. – Ты тоже не понимаешь… Ты не самый известный человек в стране, но тебя знают многие. В армии, правительстве, в медицинской службе. Знают и меня, как твою жену и помощника–консультанта Мобилизационного Бюро. Если я все брошу и уеду с Яном, как ты думаешь, что они подумают? Что скажут?
Иван нахмурил брови и собрался сказать что‑то резкое, но женщина быстрым движением накрыла его крепко сжатый кулак узкой ладонью.
— Ты ведь сам рассказывал мне про вашего… Сталина… который не оставил Москву и принимал парад, — быстро, торопливо заговорила она. – Правда это или нет, но люди верили, что их лидеры с ними. А если бы командиры дрогнули и побежали? Ты знаешь, какое у нас сейчас опасное положение. И ты сам сегодня говорил про «термитов». Если сейчас, перед решающим сражением, жена одного из приближенных императора сбежит подальше – этого не удастся скрыть. И люди, пусть не все, но многие, подумают, что если даже такие персоны не верят в победу – дело совсем плохо. Я хочу уехать… Правда, очень хочу… — её голос упал почти до шепота. – Мне страшно и хочется оказаться подальше отсюда, там. Куда война не дотянется. Но я не могу.
