Я хватаю ее за руки и трясу.
— Па умер, — говорю я. — Нужно его перевезти.
Она отворачивается. Ее тошнит. Долго. Я жду, пока она успокоится. Она смотрит на меня и вытирает рот дрожащей рукой. Плачет.
— Все? — спрашиваю я.
Она кивает.
— Бери за ноги, — велю я.
Я хватаю Па подмышки и тяну. Эмми поднимает его ноги. За последние полгода Па сильно исхудал. Из-за засухи еды недостает, да и не растет ничего.
Ты чего ужин не ешь, Па?
Да я наелся, детка. Вот, разделите между собой.
Па, хоть и худой, но взрослый мужчина. Мне вдвоем с хлипкой девчушкой его не поднять. Приходится тянуть. Эмми захлебывается слезами, поскальзывается и падает. Красная грязь покрывает сестренку с головы до ног.
Мы укладываем Па на тачку. Он высокий, весь не умещается. Ноги волочатся по земле.
— Где Лу? — всхлипывает Эмми. — Я хочу к Лу.
— Его здесь нет, — отвечаю я.
— Где он? — спрашивает она.
— Его увезли, — вздыхаю я. — Пришли чужаки и забрали.
— Он умер. Ты нарочно мне не говоришь! — упрекает Эмми. — Он умер! Лу умер! Умер-умер-умер…
— Заткнись! — кричу я.
Она вопит что есть сил. Всхлипывает и снова вопит.
— Эмми! — кричу я. — Прекрати!
Она не может остановиться. Ее колотит.
Я наотмашь бью ее по щеке.
Эмми затихает.
У нее перехватывает дыхание. Она громко всхлипывает, потом успокаивается. Вытирает нос рукавом. Смотрит на меня. На щеке краснеет отпечаток моей ладони. Не надо было ее бить. Лу бы так не поступил. Она мала еще, глупая.
— Прости, — через силу выговариваю я. — Только не говори так больше. Лу не умер. Никогда такого не говори. И подними ноги Па из грязи. Возьми за шнурки от ботинок, так легче.
Она делает, как велено.
Я поворачиваюсь и волоку тачку за собой. Непростая работенка. Под дождем, по колено в грязи. Вода заливает мне глаза, рот, уши. Грязь налипает на ботинки, и я часто поскальзываюсь.
От Эмми толку никакого. Как всегда. Она оскальзывается, падает. Всякий раз я помогаю ей подняться. Мы упрямо идем к хижине. Хорошо хоть Эмми больше не плачет. Мы доходим до двери и заталкиваем тачку с Па внутрь.
Стены хижины сделаны из покрышек.
Па сам построил дом, который станет погребальным костром. Бьюсь об заклад, Па никогда и не думал, что так выйдет.
Эмми помогает мне перевернуть старый деревянный стол. Мы вытаскиваем Па из тачки и кладем на столешницу.
Я подхожу к сундуку, где хранится наша одежда. Поднимаю крышку. В нос ударяет запах сухого шалфея. Вынимаю зимнюю рубаху Па и швыряю Эмми.
— На, порви, — говорю я.
