Прикинувшись удивленным переспросил, — Что я затеял? Хочу только помочь бедной вдове, притом она землячка Ибрагима, Мы мусульмане помогаем друг другу, так неужели нельзя….
— Нельзя! — Как отрезал, — Нельзя нарушать закон.
— А что…
Он склонился вперед и вытянул в мою сторону сухой скрюченный палец, — Думаешь, старик из ума выжил? Думаешь — думаешь, у тебя это на морде написано вот такими буквами, — Развел руками.
— Тебе совет:- оставь Якуба и уезжай, сделай для этой рабыни, что ты хочешь и уезжай.
В моей голове проскочил рой всяких мыслей, — Так вы всё знали? Вам было известно. Но вы ничего не делали. Да кто вы такие после всего случившегося? Ангел смерти, агнец божий по сравнению с вами….
— Закрой свой рот, молод ещё. Ты мешаешь. Нам. Уйди и будешь жить.
— Какие же вы твари. В погоне за своими интересами вы калечите жизни..
— У них такая судьба
— И вы себе взяли это право?
— Заткнись, — Он рявкнул в полный голос
Я ошалело помотал головой, уши заложило от такого рыка. — Как скажет Ибрагим, ты охренел, старый? Ладно. Тебя могила исправит. Чем для вас так важен Якуб?
— Этот червяк никому не нужен, но вот его отец….
— Отдай мне Якуба. У него есть братья?
— Сестры. Он единственный сын.
Я забарабанил пальцами по коленке, размышляя, — А если он будет живой, но не целый….
— Это как? Без рук и ног что ли?
— Почти. — Я плотоядно ухмыльнулся, — Он сможет наняться к эмиру, охранять его гарем.
В тусклых глазах засветились маленькие огонёчки, судья рассмеялся, — Согласен.
Потом понизив голос, добавил, — Отдашь его Казиму, он его увезёт и спрячет. Эх. Торопишь ты нас.
— Это не я, он сам сегодня должен заявиться сюда со своими дружками, в моем доме я волен делать с ними всё что захочу, и даже предать смерти.
— Нет. Ты можешь избить вора, переломать ему руки ноги, отрезать язык и оторвать отросток, но в смерти волен только Эмир, поэтому в руки стражи должен отдать их живыми.
— Тогда они исчезнут.
— Как тебе угодно. Только Якуба верни.
Я кивнул соглашаясь с последними словами, судья хлопнул по ковру на котором сидел, — Всё. Зови людей, надеюсь, этот паршивец Казим успел написать.
Я сходил за ними, нашел на кухне, где они обступили сидящего, на коленках у низенького столика писца, строчившего что-то в развернутом листе пергамента. Я вошел в тот момент, когда он посыпал написанное песком высушивая чернила.
— Ибрагим, Фадва, Ламис, идите в беседку. Потом Ибрагим, — Отмахнулся от него. Протянул руку. — Дай посмотрю. — Казим вложил в неё свиток. Пробежал текст глазами, вроде всё написано правильно. И забрав перо, черканул подпись в левом нижнем углу.
