К искусству он был совершенно равнодушен, однако не проходил мимо великих произведений живописи или скульптуры; ощущение, что он может спокойно стоять перед вещью, от которой люди на всем свете просто с ума сходят, вселяло в него веру в свое исключительное превосходство.
В скором времени выяснилось, что разрешения на торговлю иностранцам не выдают. Тогда мы вступили в переговоры с римскими уличными торговцами — я служил переводчиком, но эти парни совсем не держали слова и производили чем дальше, тем более ненадежное впечатление, с ними было просто невозможно иметь дело. К счастью, тут пришла помощь, и совсем с другой стороны.
В Дом католического братства иногда заявлялась кучка мадьяр, жившая на другом конце города; рядом с ними жил один венгерский патер, воплощенное благодушие, со свиными глазками и вялыми зацелованными ручками. Патер прослышал о белых мышках и прямо набросился со своим покровительством на молодого, попавшего в тиски нужды соотечественника. Состоялись долгие беседы, и каждый раз мой венгерец возвращался сам не свой. Он рассказывал, что патер собирается с помощью бумаг, которые мадьяру непостижимым образом удалось где-то выправить — а по ним выходило, что он ботаник и должен ехать с экспедицией в Африку, все сплошная липа, — патер собирается вытребовать для него в муниципалитете чрезвычайное разрешение на торговлю; а покуда он может спокойно выступать со своей Музыкой в кафе: патер будет его всюду сопровождать, и, случись какая неприятность с полицией, он своим авторитетом станет на защиту подопечного и уладит спор, но за это мадьяр должен ему уступать каждый раз треть гонорара. Это условие его меньше устраивало, хотя он и так надувал патера, утаивая половину денег, но ведь у него все внутри переворачивалось, когда нужно было кому-то отдавать свои кровные. С другой стороны, он считал, что патер большой проныра и плут. «Mit dem Pater läßt sich was machen. Der Pater ist so ein Mensch, wenn Du sagst: Pater, laß mich in Deine Hand scheißen, ich geb Dir eine Lire, er läßt dich scheißen in die Hand. Und er liebt mich wie sein Kindel».[38]
Похоже, так оно и было, ибо мало-помалу патер стал открывать ему всю свою подноготную. Раньше он занимал крупный церковный пост где-то в Америке, сразу после епископа, у него были свои авто и секретарши, а в подтверждение своих слов он носил при себе фотографии. Под его началом была крупная церковная община, и тут у него зародился план мятежа против римской курии; его община должна была выйти из лона матери-церкви и обособиться, а он — стать независимым главой общины. Однако папа вовремя об этом проведал, и теперь ему велено целый год жить в Риме, чтобы исполнить свою епитимью; после искупления греха он мог возвращаться в Америку. Но искупление было только для виду, в Америке он собирался довершить задуманное предприятие, «denn der Pater scheißt auf Pabst».
