ОБРАЗ
Мая месяца двадцать седьмого дня года одна тысяча четыреста восьмого в шестнадцать минут одиннадцатого часа в своем имении неподалеку от Лукки, на благословенной земле Тосканы, умерла юная графиня де Карретто, и немногие были в ее окружении, кто бы отказался сойти вместо нее в могилу, хотя иные видели ее лишь издалека, прочие же только слышали о ней от других.
Не страдая никаким недугом, графиня словно выскользнула из жизни. И всякий теперь стал о ней думать и все припоминать — все слова, что слышал от нее, и запечатлевать в своей памяти черты ее лица, ибо никак не верилось, что отныне больше нельзя будет ни увидеть, ни услышать это чарующее создание. Только память о нем осталась, и всякий мог сохранить ее для себя как драгоценное сокровище, которое уже не перейдет никому другому по наследству; такое вот наследство оставила она всем. И мало-помалу оно должно было окружить ореолом всякого, кто знавал ее при жизни.
Отчего это было, никто сказать, к счастью, не умел. Графиня как будто с рождения владела даром понимать людей, и ей не надобно было для этого долго жить да мучиться, как прочим. Очень молода была графиня и жизнерадостна, но при этом столь проницательна, что читала в душе всякого, будь то девочка-кухарка или государственный муж.
И вот она лежала мертвая, и мудрые глаза ее теперь уже ничего не видели.
Граф был более потрясен смертью, нежели сама покойница, она просто исчезла. Он не ел ничего, не говорил ни слова, он не различал ни дня, ни ночи, каждое утро он все так же сидел и расширенными глазами озирал вокруг себя поочередно то вырезанные в форме когтистых лап ножки дубового стола, то прожилки на палисандровых половицах, покуда они не тонули в ночной темноте, то ниспадающие вдоль окон портьеры, на выпуклых складках которых утренний свет выхватывал длинные полоски богатых узоров, то розетки плафона, тени которых падали не вниз, а вверх. Его взгляд избегал лишь картин, чья намеренная красота теперь представлялась ему насмешкою. И все чаще блуждающий взор его застывал на бесформенном обломке кости, который уже много лет комнатная собачка то и дело брала в зубы и бегала с ним по покоям, а после бросала где придется.
Терзала ли графа мысль, что жена его обратилась внезапно в некую вещь, и он искал эту вещь среди прочих? И не спрашивал ли он все окружающие предметы: зачем взяли вы ее себе?
Случилось это во времена Возрождения, а дворяне тогда уже не верили больше в бога.
