Девушка уходила в студию в подвенечном платье, ставшем саваном. И он был прав. Вот она на фотографии, вещь, которую он запомнил, на её левой руке. Ее не было — он ещё раз внимательно прочитал список — ни в списке вещей, которые сняли с тела мертвой дебютантки в морге, ни в списке вещей, в которых она приехала в школу, нет, её среди них не было.
Браслет, бывший на Барбаре Бэрон до её ухода в студию, пропал.
Макки откинулся на спинку и сцепил руки на затылке. Глаза за короткими густыми ресницами излучали решимость. Усталость исчезла, в них светились мысли, догадки, версии. Потерянный браслет, насколько он понял по фото, далеко не из дорогих. Его нет в морге; его не было в аллее. Может, он где-то в школе. Если нет… Он начал насвистывать один из своих любимых маршей, слегка фальшивя.
Потерянный браслет… полнейшая неуместность, его связь со смертью владелицы настолько невозможна, что её трудно представить. Да…
Он неожиданно осознал, что если найдет эту связь, то вплотную подойдет к разгадке, чьи руки протянулись и швырнули девушку в подвенечном платье и фате через перила балкона в темную бездну Шайнбоун-аллеи.
Он вдавил звонок, и, когда вошел лейтенант Ширер, приказал ему с командой отправиться в Международную Школу Дизайна и обыскать каждый закоулок и каждую щель в поисках потерянного браслета. Потом заехал домой принять душ и побриться перед началом нового дня. Было шесть тридцать. В полседьмого позвонил Ширер. В помещении школы браслета не было.
В десять пятнадцать, после совещания с комиссаром, главой округа и помощником главного инспектора Сирсом, Макки вышел на поиски потерянной побрякушки сам.
— Он был плоским, инспектор, и тонким, — сказала Фанни Инглиш, ободок примерно в четверть дюйма шириной с хрустальной инкрустацией и свисающей хрустальной цепочкой. Он не из дорогих. Я имею в виду, он отличался от других драгоценностей Барбары, настоящих драгоценностей, оставленных ей матерью.
В своей квартире на Пятой Авеню Фанни Инглиш надевала чепчик на восьмимесячного ребенка, когда этим утром зашел Макки. Высокое белое здание к северу от площади Вашингтона не имело ничего общего с лежащим к югу Гринвич Вилидж. Все по последнему слову архитектуры, и свежий чистый воздух.
Миссис Инглиш была превосходной женой и матерью. Аккуратная, старательная, добросовестная, она жила домом, мужем и ребенком. Она приветствовала шотландца любезно, но рассеянно, слишком поглощенная своим важным занятием, чтобы уделять ему внимание, пока не закончит.
