Виланд | страница 7



А потом понял — хитрый Пнюк опять прав! Никто меня в упор не видит, никому дела нет. Мало у меня среди ночных жителей знакомых, добропорядочные соседи в постельках почивают. А если уж идёшь ты куда-то — значит, дело у тебя есть, и любопытствовать негоже — главное, чтоб покой и порядок соблюдён был.

Надо было почаще ночные прогулки устраивать. Интересно всё-таки ночью. Всё по-другому. И в сон не тянет. Впереди меня шлёпала по ступеням мягкими лапами компания мо́хов. Обсуждали промеж собою падение осиного гнёзда. Один, совершенно седой, хотя и крепкий на вид, мох рассказывал, что осы, озверев, чуть было не покусали самого Дубца, но их умудрились отогнать Вонючим Дымищем. Те, что не вконец очумели от дыма, полетели со зла грабить Хранилище. Сторож, немой нор Хрыч еле ноги унёс. Осы сожрали трёхмесячный запас Повидла, приготовленного для Большого осеннего Пира, праздника, что во всех Деревьях справляют в конце сентября. Теперь Повидла может не хватить, нужно будет озаботиться прикупить заблаговременно.

Дорога в Корнища длинна. Но время летело легко, как крылатое семечко с клёна. Несколько раз вверх мимо меня бесшумно проносились мыши с седоками на спинах. От взмахов их чёрных крыл у меня волосы на голове ерошились, и казалось, будто чьи-то невидимые, мягкие ладони выплёскиваются из темноты и, проказничая, касаются меня, и снова исчезают.

Когда я был уже в самом Низу, у входов в Корнища, распахнулась какая-то дверь, и сиплый голос возвестил:

— Полчаса до полуночи!

Я чуть-чуть опережал назначенное время — до норы Глюка минут десять ходьбы, не больше. Я решил подождать здесь, отодвинулся в сумрак, устроился поудобнее на отполированном сотнями седалищ наросте — а может, то был просто причудливо изогнувшийся корень... И не удержался, опять достал Кристалл.

Светила яркая луна. Светились листья, чуть заметно колышась, казалось, будто лучатся они своим, внутренним светом, источая медовое сияние. Чудилось — я вижу, как струится между листвою лёгкий, ночной ветер, может быть, просто воздух тёплый поднимается от согретой дневными лучами земли. В воздухе — словно мелкие, мельчайшие искорки растворены, и когда он движется — как будто текут во́ды медленной, чудесной реки.

Тени ужимаются, никнут, льнут к ветвям, прячутся в трещинки, бороздки коры...

Тени, как бабочки-невидимки, мелькают над бледным, словно у заснувшего зачарованным сном принца, Димкиным лицом. Губы у Димки чуть приоткрыты, и мне кажется, будто я слышу, как он дышит. Дрожит в скользящем мимо воздухе прядка волос над виском.