При мысли о Данилове стало тоскливо, словно только у него было право на Лику. Даже пригрозил ему мысленно: «Ох, влипнешь, чертов цыган!» Хотя, самокритично анализируя свои чувства, сознавал, что в то, чем угрожаю Данилову, сам «влипнул бы» с радостью. И Тужникова не побоялся бы.
А замполит тут как тут. Пришли с Колбенко, тоже, наверное, поднимать боевой дух — снова пошел дождь со снегом. Но практичные дядьки успели накрыть досками возведенный каркас будущего пищеблока, и мы работали под крышей. При начальстве я надел шинель, подпоясался. А Лика продолжала работать. Да и деды не особенно вытягивались перед офицерами; давно я заметил, что «старики» в субординации были аккуратны, но затаенно скептичны, как бы подыгрывая игре молодых: ну что же, покозыряем и мы.
Тужников и Колбенко с интересом понаблюдали, как хорошо у девушки получается. Похвалили. Парторг незаметно показал мне большой палец — привычный жест его высокой оценки.
Но тут же Тужников испортил настроение.
— А ты чего здесь отираешься? — Явный намек на мое неравнодушие к Лике.
За меня заступился штабной столяр Мальцев:
— Младший лейтенант хороший плотник.
— Ты умеешь строгать?
— Я умею срубить дом.
— Смотри-ка! А мы и не знали про твои таланты. Ты, Константин Афанасьевич, знал? Выходит, не ту должность мы тебе дали.
— Должность ему мы дали правильно! — почти сердито возразил Колбенко. — Очень важно для комсомольского организатора умение не только поговорить.
— И для партийного, — сказал Тужников, выводя нас из столовой под дождь, решив, видимо, что разговор не для рядовых.
— И для партийного! — с ударением, вкладывая в слова обобщенный смысл, подтвердил парторг.
Тужников смолчал, ибо вот так — с обычных слов — нередко возникал спор, а тогда уж Колбенко не придерживался субординации и нередко загонял в угол своего начальника.
Однако когда отошли дальше, замполит все же упрекнул меня:
— Ты не доски строгай… мозги строгай. Колбенко хмыкнул.
— Ты чего? — подозрительно всмотрелся в него Тужников.
— Представил, Геннадий Свиридович, людей с обструганными мозгами. Это твой идеал?
Тужников снисходительно и примирительно засмеялся:
— Софисты вы с Шиянком. Ой, софисты! Нелегко мне с вами.
— А с кем легко?
— Вот это правда: с кем легко? Один — софист, другой — идеалист, третий — лодырь. Пошли в палатку, а то за воротник льет. Позвоню Кумкову, разнесу, почему до сих пор не привез «буржуйки». Где людям обсушиться? Что же молчит ваш Данилов?
