Мы ехали в каретах по городу. На улицах вдоль проезжей части стояло очень много людей, которые пришли посмотреть на нас. Мы видели много красивых женщин, по-моему, в этой стране нет некрасивых женщин.
Люди еще ни разу не видели перса, уж не говоря о персидском шахе. Они толкались, пытаясь протиснуться поближе к проезжей части, махали нам, а некоторые дамы даже посылали нам воздушные поцелуи. Мы испытывали из-за этого чувство неловкости, но нам было приятно.
Мы остановились в замечательной гостинице на берегу канала, она была очень чистой, и мы там хорошо выспались. Эти голландцы — цивилизованные люди.
Сегодня целый день идет проливной дождь, в магазине не было почти ни одного клиента. Я пытаюсь описать дождь в письме иранскому товарищу, оставшемуся на родине. Но у меня нет подходящих слов. Поэтому я перевожу на персидский стихотворение Я. К. Блума. Потому что только настоящий нидерландский поэт может описать эту погоду:
Ноябрь пришел, а с ним ненастье,
Вновь осень, ливень день-деньской,
И сердце, что боится грусти,
Сжимает болью и тоской.
Всегда ноябрь,
Всегда боязнь и грусть.
Закончив письмо, я, пользуясь отсутствием клиентов, продолжаю свой рассказ.
Я точно не знаю, сколько прошло времени с того момента, как наша семья воссоединилась, но вскоре мне вновь начали сниться кошмары. Меня больше ничего не радовало, и я стал раздражительным. Писать тоже больше не получалось, у меня болели глаза и голова, я стал агрессивным.
Выяснения отношений дома проходили все более бурно. Я чувствовал, что теряю контроль над собой. Однажды вечером чуть не дошло до драки. Я ушел, хлопнув дверью.
На улице было холодно, лужи подмерзли, я пошел к дамбе. Меня остановили двое полицейских на мотоциклах.
— Что ты тут делаешь среди ночи? — спросил один из них.
— Я гуляю.
— Неподходящее время для прогулок. Иди-ка ты домой, — сказал другой дружелюбно.
— Я не хочу домой, — ответил я.
— Почему?
— Я боюсь.
— Чего ты боишься?
— Своих рук.
— Почему ты боишься своих рук?
Я промолчал. Свет от его карманного фонаря упал мне на лицо. Первый полицейский что-то передал в участок по пейджерной связи. Оказалось, что он попросил прислать полицейскую машину, чтобы доставить меня в пункт Армии спасения.
В большом зале было полно бродяг. Ночь обещала быть холодной, и потому там поставили дополнительные кровати.
Я ночевал там целую неделю.
Казалось, что Армия спасения — это последнее пристанище для таких, как я. Я бесконечно уважаю тех, кто там работает, это достойные люди, они предоставили мне возможность подумать. Я был в состоянии содержать семью, работать, учиться, заниматься творчеством и осмысливать прошлое, мне нужно было только найти иной подход. На седьмой день я уже знал, что мне делать.
