Однако репортеры почему-то не рвались в бой. Любопытно — почему, подумал Ребус. И вообще, зачем они тут собрались? Это что — такая крутая история? Уотсону нужна огласка? Один из репортеров схватил фотографа за руку, словно остерегал его: мол, не делай слишком много фотографий. И вдруг все засуетились, закричали. Вспышки замигали с частотой разрыва зенитных снарядов: по ступенькам выводили Грегора Джека. Он ступил на узкий тротуар и исчез в фургоне.
— Черт, это же Грегор Джек!
— Мистер Джек! Одно слово!
— Не могли бы вы прокомментировать…
— Что вы делали в…
— Можете прокомментировать…
Двери уже закрывались. Констебль хлопнул ладонью по фургону, и машина медленно тронулась с места, а репортеры потрусили за ней. Что ж, Ребус вынужден был признать: Джек высоко держал голову. Нет, это не совсем точно. Джек, скорее, склонил голову ровно настолько, чтобы дать всем понять: это раскаяние, а не стыд, смирение, а не смятение.
— Он семь дней представлял меня в парламенте, — сказал Холмс, стоявший рядом с Ребусом. — Семь дней.
— Видимо, ты плохо на него повлиял, Брайан.
— Неприятно все-таки, разве нет?
Ребус уклончиво пожал плечами. В этот момент вышла женщина, которую застали в спальне с Джеком, теперь она была в футболке и джинсах. Увидев репортеров, женщина неожиданно задрала футболку, обнажив голую грудь.
— Нате, смотрите!
Но репортеры в это время сравнивали записи, фотографы вставляли новые пленки. Они уже собирались нестись к участку, чтобы перехватить Грегора Джека там, у входа. На нее никто не обратил внимания, и она наконец опустила футболку и забралась в фургон.
— Он не очень-то разборчив, а? — сказал Холмс.
— Да как знать, Брайан, — заметил Ребус, — может, и разборчив.
Уотсон потирал вспотевший лоб. Для одной руки задача была серьезная, поскольку лоб у Уотсона простирался чуть не до самой макушки.
— Операция закончена, — сказал он. — Хорошо поработали.
— Спасибо, сэр! — бойко среагировал Холмс.
— И что — никаких проблем?
— Никаких, сэр, — небрежно ответил Ребус. — Если не считать Грегора Джека.
Уотсон кивнул, потом нахмурился.
— Кого? — спросил он.
— Брайан вам расскажет, сэр, — ответил Ребус, похлопав по спине Холмса. — Брайан любит поговорить о политике.
Уотсон, все еще не понимая, радоваться ему или паниковать, повернулся к Холмсу.
— О политике? — спросил он. Он улыбался: прошу, будь со мной поласковей.[4]
Холмс проводил взглядом Ребуса, который исчез в доме. Паразит — он и есть паразит. Чем-нибудь, да поразит.
