Шесть парт, составленные вместе на подобии стола, пара вращающихся кресел и разномастные стулья. У стены – пианино, на нём стоят три круглых щита вроде того, что висел над дверью, только чуть более целые, без отломанных кусков; сбоку от инструмента, на стене – штуки четыре мечей, топоры; подальше, на стеллаже – шлемы. Два окна рядом, с другой стороны – ещё три, в правом дальнем углу – запылившийся древний компьютер, на подоконниках – пара полудохлых, но ещё упрямо живых растений в горшках…
Пока Лесь оглядывался, Рюрик кинул ключи и замок на стол, поставил у стены свой рюкзак и вышел, обернувшись на пороге:
– Уйдёшь куда-нибудь – закрой, ключ положи, где он был.
– Хорошо, – на автомате откликнулся мальчик, открывая окно и выглядывая на улицу. С третьего этажа было здорово глядеть на идущих по Ильинке людей и переминающихся с ноги на ногу омоновцев на углу сворачивающего налево, закрытого строительным забором переулка. Тёплый ветер трепал волосы, а по левую руку из-за крыши здания величественно выглядывала Спасская башня, часы на которой как раз в этот момент отбили половину девятого.
Лесь поглядел на свои часы: «08:31» – спешат, значит, на одну минуту относительно кремлёвского времени… Подумал, не подвести ли, но мысленно махнул рукой и присел на парту, положив рюкзак рядом с собой. Итак, утро самого лучшего из всех прошедших с маминого похода в больницу дней – в самом разгаре. Здесь Леся никто искать и не подумает, и можно просто спокойно сидеть на парте и решать, куда сегодня пойти.
Слушая доносящиеся с улицы голоса и подставляя лицо тёплому ветерку, Лесь блаженно зажмурился: как же хорошо!
Наверное, переночевать придётся у тётки. Хоть раз, чтобы она не волновалась и чтобы маме не врать. Мама же завтра к ней из больницы поедет наверняка. Ещё надо обратно поменять симку на старую, а новую вернуть Василию… Хотя это лучше завтра сделать. Ещё… ещё…
Лесь откинулся назад и аккуратно лёг на парту.
Ещё можно было бы сегодня снова заглянуть домой… Или не стоит? Нет, лучше мамы дождаться. Тогда можно будет уже вообще ничего не бояться. Хотя Лесь и так не боится, растянувшись сейчас на столе в двух минутах ходьбы от Красной площади на высоте третьего этажа.
Мальчик повернулся на бок и подложил под голову руку. Вытянул вторую вперёд и, задумчиво созерцая собственные пальцы, такие далёкие-далёкие – зевнул. Поспать, что ли, ещё чуть-чуть…
Вдалеке было слышно, как поёт хор и кто-то что-то по-церковному возглашает, красиво и непонятно. Лесь прикрыл глаза и подумал, что просто немножко подремлет… а проснулся уже когда где-то совсем рядом звонили колокола, а рука напрочь затекла и холодила щёку. Старательно разминая совершенно ничего не чувствующее запястье, Лесь сел, зевая и потягиваясь, потом спрыгнул с парты и подковылял к торцевому окну. Отворил пыльное стекло и выглянул. Покрутив головой, он обнаружил источник звука – колокола висели на деревянной балке внизу, у земли.
