Стараясь сэкономить каждую секунду, курсанты на ходу застегивали гимнастерки и бросались за оружием. Мне казалось тогда, что именно от нас, курсантов Читинской школы пилотов, зависит безопасность Родины, будто граница проходит не у Маньчжурии, а совсем рядом, и нам нужно поспеть туда первыми.
Надо сказать, что такие мысли рождались не только потому, что у нас было молодое, буйное воображение. Участились случаи нарушения советских границ со стороны японских самураев, и мы, конечно, знали об этом.
Через две-три минуты наше звено в полной готовности построилось рядом с казармой. Будылин окинул строй опытным глазом и остался доволен. Он уже получил задачу и маршрут движения. Предстоял тридцатипятикилометровый переход.
Тронувшись в путь, сразу затянули песню про одиннадцать пограничников, сражавшихся на сопке Заозерная. Боевые, призывные слова будоражили воображение, перед глазами вставал неравный бой горстки советских бойцов с японскими самураями.
Пусть их тысячи там, Нас одиннадцать здесь. Не уступим врагам Нашу землю и честь.
Звено уходило в темноту забайкальской ночи, по голым промерзшим сопкам. Шли без дороги, по азимуту, над головой чернело небо, усыпанное яркими звездами.
Через полчаса остановились на короткий привал. Старшина приказал всем переобуться и повел нас дальше.
На обратном пути, когда над горизонтом появились первые блики утренней зари, мы почувствовали усталость. Все чаще Будылин требовал подтянуться.
— Выше голову! Больше жизни, — подбадривал он. — Тверже ногу, товарищи!
Однако не все могли выполнить эту команду. Курсант моей группы Мыльников шел, понурив голову, с трудом удерживаясь на ногах.
— Устал? — спрашиваю Мыльникова.
— Не могу, — шепотом отвечает он.
— Давай винтовку, легче будет.
Мыльников отдал винтовку.
Весельчак Рогачев не упустил случая посмеяться.
— Откуда, служивый, — пошутил он, — не с ерманского ли ненароком идешь?
Мыльников устало отмахнулся: не до шуток, мол. А Рогачева уже не остановить:
— Бывало, идут, значит, служивые, вот так, как сейчас наш Паша, с ерманского-то фронту, винтовки побросали, и легко стало. Девки им молочка и хлебца несут, вот времена-то были. Здесь, браток, на забайкальских-то сопках, не то. Нету, Паша, молочка, один разве сухой ковыль да песок…
Ребята заулыбались — Рогачев развеселил их. Только здоровяк Кириллов, человек серьезный, до которого шутки доходили не сразу, пробасил:
— Брось смеяться над человеком, сил у него не хватило, со всяким может случиться. Сам с вершок, а насмехается.
