Когда Ирина появилась по ту сторону решетки, она еще раз нервно мне улыбнулась и пошла в сторону выхода. А я подумала о том, что ничего не меняется. Ни черта нигде ничего не меняется. Пьет и бьет не только русский мужик, но и голландский, итальянский, французский и африканский. Мужик — он и есть мужик.
Поняв, что мне больше не с кем поговорить, я с брезгливостью посмотрела на сидящего рядом со мной дурно пахнущего типа, подошла к решетке и стала трясти ее за прутья.
— Я не понимаю, на каком основании меня сюда посадили! Немедленно освободите меня! — кричала я что было сил. — Я гражданка России! Срочно свяжитесь с представителями моей страны и сообщите о моем местонахождении. Вы нарушаете права человека! Это противозаконно! Я буду жаловаться на вас в ООН!
Я хорошо понимала, что сейчас время работает не на меня, а против меня. Чем больше я буду здесь сидеть, тем больше вероятность того, что полиция узнает о трагедии, разыгравшейся в доме Хенка. И тогда мне не видать своей родины как своих ушей. Но на мои крики никто не обращал внимания, никто даже не пытался меня успокоить. Только сидящие рядом со мной неприятные личности сначала стали шептаться, а потом — откровенно посмеиваться, но их смешки волновали меня меньше всего.
В камере было слишком душно. Отвратительно пахло потом. Тоскливая обстановка, тоскливые стены. Маленькое окно с решеткой, сквозь которое совершенно не видно солнца. Дневного света было слишком мало для того, чтобы разглядеть лица тех, кто сидит вместе со мной.
— Слышит меня здесь кто-нибудь или нет?! Я требую представителей моей страны! Вы нарываетесь на международный скандал!
— Заканчивай орать!
Я повернулась и посмотрела на сидящего в углу мужчину, который обратился ко мне по-английски.
— Хочу и ору.
— Ты мне мешаешь. Тебя за что должны посадить?
— Меня??? — я почувствовала, как мне не хватает воздуха. — Ни за что! Я преступления не совершала. Я просто без документов гуляла. Я здесь случайно.
— Мы все здесь случайно. Да не паникуй ты так! Тут неплохие тюрьмы. Я уже отсидел один срок. Конечно, это не санаторий, а обычное серое здание, в котором даже воздух кажется серым. Сразу предупреждаю, что бежать из тюрьмы невозможно. Ее окружают трехметровые бетонные стены, перед которыми два ряда проволочных ограждений. Да успокойся ты, на тебе лица нет. Я тебе говорю: я знаю, жить там можно.
— Где там? — слова незнакомца напугали меня еще больше.
— Как где? В тюрьме. Я же тебе объясняю.
