— Двадцать три сотни, — вкрадчиво сказал первосвященник.
Арчи не шевельнулся. Наступила напряженная пауза. Первосвященник испустил легкий вздох, как человек, очнувшийся от чудесного сна.
— Двадцать три сотни, — сказал он, — двадцать три раз, двадцать три два. Третий, последний и заключительный раз двадцать три. Продано за двадцать три сотни. Поздравляю вас, сэр, с выгоднейшей покупкой!
Реджи ван Тайл уже снова задремал. Арчи потрогал своего шурина за плечо.
— Пожалуй, можно и ускакать, а?
Печально бок о бок они пробрались через толпу, вышли на Пятую авеню, не нарушив молчания.
— Препаршиво, — сказал наконец Арчи.
— Хуже некуда.
— И что это был за типус, хотел бы я знать?
— Какой-нибудь коллекционер.
— Ну, ничего не поделаешь, — сказал Арчи.
Брат Билл ухватил Арчи за локоть в порыве откровенности.
— Не хотел говорить при ван Тайле, — сказал он. — Он же такой балаболка, что еще до обеда весь Нью-Йорк про это узнал бы. Но ты член семьи и умеешь хранить секреты.
— Абсолютно! Немая могила и все такое прочее.
— Эта чертова штука была мне нужна потому, что я как раз обручился с девушкой в Англии и подумал, что все сойдет отлично, если я одной рукой смогу вручить отцу эту фарфоровую фигурку — чтоб ее! — а другой сообщить ему мою новость. Она просто самая замечательная девушка!
— Само собой, — сказал Арчи сердечно.
— Беда в том, что она выступает в хоре одного лондонского ревю и отец очень даже может взбрыкнуть. Вот я и подумал… ну, что же, жалеть смысла нет. Давай найдем тихое местечко, и я тебе все про нее расскажу.
— Милое дело, — сказал Арчи.
Глава 11
Сальваторе выбирает не тот момент
На следующее утро Арчи забрал фамильные драгоценности из их временного приюта, а затем неторопливо вернулся в «Космополис». Войдя в вестибюль, он, к своему изумлению, столкнулся с мистером Брустером. И еще больше изумился тому, что мистер Брустер, вне всяких сомнений, пребывал в настроении солнечного благодушия. Арчи не поверил своим глазам, когда мистер Брустер весело помахал ему, а секунду спустя — и своим ушам, когда мистер Брустер, назвав его «мой мальчик», осведомился о его здоровье и упомянул, что день выдался теплый.
Безусловно, такое благоволение ко всему и вся требовалось использовать, и Арчи тотчас подумал о попираемом Сальваторе, чью скорбную повесть он с таким сочувствием выслушал накануне. Бесспорно, настала минута для официанта изложить свои жалобы, прежде чем по той или иной причине начнется отлив и любовь ко всему сущему отхлынет от сердца Дэниела Брустера. С торопливым «приветик» в сторону тестя Арчи прогалопировал в гриль-бар. Сальваторе, поскольку час второго завтрака приближался, но еще не настал, прислонялся к дальней стене в задумчивой позе.
