— Ты пришла попрощаться, — сказал он.
— Да, — ответила она. — Но не навсегда. Я еще вернусь.
Габриэль Анхелико поднял взгляд на разделительную линию между горами и небом.
— Посмотри на меня! — попросила она тихо, стараясь заглянуть ему в глаза. — Я вернусь.
Две чистые слезы медленно сползли у него по щекам, и она протянула руку, чтобы их отереть.
— Вернись же ко мне на землю, — попросила она с улыбкой.
Они вместе встали и, неся каждый по креслу, пошли назад, через скалы и реку, прямо к дому на речном берегу, где среди камышей молился коленопреклоненный Мустафа.
Габриэль Анхелико рассказал Кларе Йоргенсен про судьбу. Он рассказал, что все люди рождаются под какой-нибудь звездой или планетой, а иногда, бывает, под вспышкой молнии. Он рассказал ей, что стезя, которой идет человек, предначертана ему знаками, которые пролегли, словно трещины на камне, и у каждого есть родная душа, которая тайно его ищет. Он рассказывал, что человек не может найти покой, пока не отыщет эту родную душу, и потому-то мы все ходим по жизни кругами, разыскивая свою вторую половинку. И Клара Йоргенсен, никогда ничего не искавшая, слушала его, не понимая смысла того, что он говорил, но кивая на его слова.
— Я ждал тебя всю свою жизнь, — повторил он слова, сказанные уже однажды.
— Я знаю, — сказала Клара Йоргенсен, не задумавшись над услышанным. — Я вернусь к тебе. Вот увидишь, ты не успеешь подняться, как я уже снова буду здесь.
— Ты уже уходишь?
— Да, сейчас я ухожу.
— Я буду сидеть тут и ждать, пока ты не вернешься.
— Я скоро! Скоро вернусь.
Она встала и глядела на него. Габриэль Анхелико почувствовал, что не может подняться. У него не было сил. Он как-то сразу очень постарел. «Ну, иди же», — подумал он про себя и кинул на нее осторожный взгляд. Она печально улыбнулась.
— Прощай, профессор! — сказала Клара Йоргенсен.
— Прощай, сеньорита Клара! — откликнулся Габриэль Анхелико.
Анна Рисуэнья видела, как Клара Йоргенсен удалялась через мост и как ее поглотил сумрак. Умудренная жизнью женщина вышла из двери и остановилась за спиной понуро сидящего сына. Он сидел неподвижно под веткой, отягощенной нехотя раскрывающимися почками. Если бы не рука, прижатая к груди, которая тихо поднималась и опускалась в такт дыханию, могло бы показаться, что он не дышит. Анна Рисуэнья смахнула с крыльца песок и уселась на ступеньке, спустив ноги на просохшую дорожку. На мгновение она подняла голову посмотреть, не видно ли еще девушку, но ее очертания уже растворились во тьме. Вокруг сына и матери царила нерушимая тишина, словно за берегом реки не было ничего.
