— Ерунда, — возразила она. — Там есть джунгли и равнины, и есть море. Неужели ты его никогда не видел?
— Нет.
— Профессор, тебе бы надо попутешествовать!
— Наверное, да. На то, чтобы спуститься отсюда, потребуется целая вечность.
— Ну что ты! Можешь перелететь через Анды на самолете и еще засветло очутиться на побережье.
— Это не для меня, — только и сказал Габриэль Анхелико.
Если бы он вздумал купить один билет на самолет, ему ради этого пришлось бы трудиться как каторжному и вдобавок уморить голодом своих близких. Но ей этого никогда не понять!
— Я часто пытался вообразить себе, как выглядит море, — сказал он.
— Море, — повторила она голосом, в котором звучал покой.
— Однажды я забрался на гору, чтобы посмотреть на море, но оно было за пределом видимости.
— Море коварно, — промолвила она. — Оно может безжалостно поглотить человека.
— Мне это не страшно, — сказал профессор.
— Не страшно? Ты тоже можешь утонуть, как всякий другой.
— Я бы не забирался на глубину.
— Ты бы побоялся?
— Нет, просто я не умею плавать.
— Как странно, профессор! Ты же столько всего знаешь и умеешь!
— У меня никогда не было надобности плавать, вот я и не умею.
— Так зачем же тебе море?
— Чтобы сидеть на берегу и слушать его шум.
Он обернулся к ней и улыбнулся, и тут случилось чудо. На этот раз она не отвернула лицо, глядя куда-то через его плечо, а посмотрела прямо на него. И улыбнулась в ответ, бесстрашно глядя глаза в глаза. У него похолодели руки, губы задеревенели, а сердце перевернулось в груди двумя болезненными толчками.
Солнце померкло, и она встала. Она двигалась как бы с неохотой, хотя сидеть на шатучем кресле вряд ли было очень удобно. Он же готов был просидеть с нею всю ночь напролет, если бы она того пожелала. До самого восхода он любовался бы ею, когда она спит, не обращая внимания, если бы сверху на него гадили птицы или пауки ползали бы по нему, щекоча кожу.
— Ну, мне пора, — сказала она со вздохом при последних лучах заката.
— Да, — согласился Габриэль Анхелико.
— Кажется, так бы и сидела тут вечно! — воскликнула она.
— Так останься, — сказал он.
Она повернулась к нему и окинула его серьезным, изучающим взглядом. Затем на губах ее появилась улыбка, и она ответила:
— Но, разумеется, это невозможно.
— Да, разумеется, — согласился Габриэль Анхелико.
— Однажды настанет день, когда я все это забуду, — сказала она.
На ее лице отразилось облегчение.
— Я совсем замечталась. Скоро это пройдет.
Габриэль Анхелико схватился за сердце, стараясь не показать, что она только что сделала ему больно. Клара Йоргенсен легко вскочила с кресла и выпрямилась. Она развела руки и улыбнулась ему. С ее лица исчезло прежнее напряженное выражение, словно что-то заставляло ее нервничать, теперь же, напротив, казалось, будто она повторяла это движение сотни раз.
