— Я сразу же узнала вашу жену! Добро пожаловать, говорю, проходите, пожалуйста, в его комнату, сеньора!
— Как узнали? — повторил Давид глупо.
— Да по фотографии, она у вас в ящике. А другая вон, на письменном столе. Я же не виновата, что вижу их, когда убираюсь… Ну и хорошо, право, что она приехала, карамба! — заключила Консепсьон.
— Что она говорит? — спросила Люсьен Мари.
— Она говорит, сразу же узнала, что ты моя жена, и хорошо, что ты приехала, — перевел Давид неохотно.
— Ага! — сказала Люсьен Мари.
— Почему ты говоришь ага? — сердито спросил Давид, и настроение его нисколько не улучшилось при виде невольно улыбающихся друг другу женщин. — В чем дело? Что вы стоите и смеетесь? Кажется, ты уже успела заручиться союзницами там, внизу…
— Да ведь я их даже не понимаю, — пожала плечами Люсьен Мари, но опустила глаза.
— Хорошо — очень хорошо, — заключила Консепсьон, повела руками от одного к другому, как бы аплодируя, и скрылась за дверью.
Давид вздохнул. Люсьен Мари также. Им обоим всегда было нестерпимо досадно, когда у них крали мгновения блаженного дурачества. Он вынул из кармана пачку сигарет, предложил ей, услышал, как всегда, ее отказ, зажег сигарету себе.
— Ну, первый бесплатный совет, чтобы мы поженились, мы уже получили, — сказал он.
Люсьен Мари играла концами своего шарфика.
— Наводит на размышления, верно?
Этого он, наверное, не расслышал, потому что опять сел на кровать и похлопал по покрывалу рядом с собой.
— Иди сюда и рассказывай все сначала. Ты — это ответ на мою телеграмму?
— Да.
— Но ответ-то — да?
Но на этот раз уклонилась от ответа она, подняла, прерывая его, руку:
— Подожди. Раньше наш разговор никогда не состоял из одних только да-да-да и нет-нет-нет.
— Но не приехала же ты за тем, чтобы сказать нет?
— Сначала я хочу узнать, почему ты этого хочешь — теперь.
— Разве мы только что не дали друг другу довольно-таки красноречивого ответа?
Она улыбнулась.
— Конечно. Но наши отношения за это время прошли столько фаз, что простыми их никак не назовешь. Мы любили друг друга — и расстались. Ненавидели друг друга (Никогда! — Нет, почти что) — и все-таки встретились вновь. Иногда ты меня просто боялся — боялся за свою свободу.
— Верно, — согласился Давид, — но теперь…
Он прервал себя и последовал за ее взглядом.
Войдя, он бросил свое пальто на спинку кровати.
Солнечный луч из окна, пыльный и наглядный, как на иконе, падал сейчас прямо на пальто. Луч блестел на длинном, прямом волосе, застрявшем в его грубом ворсе.
