Если это был ответ, спровоцированный ею самой в какую-то минуту слабости, дело менялось мало. Такое-то предложение выйти замуж она могла бы выжать из него и раньше, за все эти годы. Иногда он делал его сам, по своей воле, просто из одного уважения к чувствам дамы.
Но были и другие послания…
Письмо, например, полученное ею, когда они расстались после Сен Фуа. В нем была мольба и смятение, и оно не оставило ее равнодушной. «Моя любимая, оставайся только моей любимой — и не приколачивай меня к себе, как гвоздями. Будь той, что убегает, и той, что возвращается — не слушай, когда я прошу, будь моим беспокойством и моим гневом, моей любовью и моим отчаянием. В душе у меня сидит самый бесцветный обыватель, он вовсе не прочь обосноваться в приличной обстановке, где художник обязательно задохнется — помоги мне, чтобы этого не случилось…»
«Не слушай, когда я прошу…» Да, после этого она всегда послушно говорила «нет». Но бегство и возвращение пало не на ее долго, это стало его прерогативой.
И вот теперь прошло четыре дня, a она все еще не знала, что ответить па телеграмму. Если бы можно было с ним поговорить…
Хлопнула дверь. Тетя Жанна вернулась после мессы. Пора одеваться и ставить к завтраку кофе.
К столу из своей комнаты вышла Фабианна Вион. Ее темные, с металлически-серыми прядями волосы были взъерошены. В своем старом пурпурно-красном халате она была похожа на королеву в изгнании, а тетя Жанна — на старую камеристку.
Выпили свой кофе, съели свой хлеб — все в полном молчании. Предательница, говорил взгляд матери. Предательница — как раз теперь, когда все могло бы обернуться так хорошо.
Потому что Люсьен Мари отказала Этьену де Гану в гораздо более резкой форме, чем написала Давиду. А Фабианна восприняла это как умышленную злобную выходку, направленную против страдающей матери.
Она встала, запахнула свою пурпурную мантию и вознамерилась покинуть сидящих. Но остановилась на пороге:
— Я думала, теперь наши отношения изменятся, — но тебе, конечно, хочется все оставить, как есть, чтобы все было по-прежнему омерзительно и унизительно.
— Милая мама, — твердо сказала Люсьен Мари, — я, как и ты, хочу, чтобы все наладилось. А то дело, о котором ты думаешь, здесь совершенно ни при чем.
— А как ты полагаешь, можем мы получить у адвоката задаток? — спросила тетя Жанна. — Бакалейные товары опять все подорожали.
— Ясно, можем, — ответила Фабианна. — Я уже взяла сто тысяч.
Жанна вздрогнула, потому что сумма была большая — не могла привыкнуть, что франк так обесценен. Даже Люсьен Мари хотела воспротивиться, но промолчала. Наверное, адвокат знал, что делал. Но так или иначе, а сто тысяч все равно были для них устрашающей цифрой, хотя все знали, сколько сейчас стоит франк.
