Он ожидал, что она отрицательно покачает головой и улыбнется, отвечая на его улыбку. Но она остановилась, оглянулась вокруг и серьезно произнесла:
— Ну совершенно по-другому!
Над серыми домами возвышались горы, там, на горных склонах, рождались облака — белые пушистые клочья, клубящиеся дымы, солнечные дороги из серебра — слоистый, меняющийся, подвижный мир.
— Совершенно по-другому, — повторила она и провела рукой по лбу, как будто у нее закружилась голова.
— Неужели ты это серьезно? — удивленно спросил он. — Ведь то была формальность самой чистой воды.
— Да, но не для меня. Вот стою я сейчас здесь — и фактически я совершенно новый человек. С новым именем. Новой национальности.
Что-то в ее тоне ужасно его растрогало.
— Это тебя пугает?
Вот теперь она улыбнулась и покачала головой. Он просунул свою руку под ее, и они зашагали дальше, в свободном, медленном темпе. Глубоко вздохнули, охваченные одним и тем же порывом, и одновременно произнесли:
— И не нужно будет теперь больше врать…
Ливень хлестал по белым стенам, они стали серыми от стекающих по ним струй. Собственно, даже не ливень, а шуршащий весенний дождь. Но когда налетали порывы ветра и сотрясали деревья, тяжелые капли стучали по окнам и по крыше дробно, как градины.
Анунциата приоткрыла запертую из-за дождя входную дверь, и, щурясь в надвигающихся сумерках, выглянула между деревянными бусинками занавеса. Вытянула свою коричневую морщинистую шею, прислушиваясь, повернула голову сначала налево, потом направо. Ничего не видно, ничего не слышно. Она вернулась в дом и доложила об этом своей госпоже.
Анжела Тереса была одета в праздничный наряд, но сидела на своем обычном месте перед пылающим очагом на кухне. Она с волнением ожидала своих гостей, раньше, еще днем, но с каждым разом, как Анунциата возвращалась и отрицательно качала головой, становилась все более покорно-робкой, все более отрешенной, сидела тихо на своем стуле, устало, мертво отдыхая.
— Так я и знала, — промолвила она. — Их не пропускают жандармы.
— Нет, просто опоздал автобус, — успокоила ее Анунциата. — В горах шел дождь, дороги все развезло. Вот только суп-то мой вкусный остывает.
Они опять прислушались, но не уловили ни звука, кроме шума дождя и ветра. Пришла тьма и повесила на окна свое черное покрывало.
Анунциата зябко повела плечами и подложила угля и хворосту в огонь, помешала в горшочке.
— А помнишь, как мы раньше тоже поджидали их с горячим супом? — спросила Анжела Тереса.
