Мать вышла; Олеся тут же вернула замок в прежнее положение, восстановив суверенитет территории, но от этого желание бежать отсюда (бежать хоть куда-нибудь!) не пропало — оно давно впиталось в кровь, пронизывая мысли, и уже не являлось выплеском эмоций со слезами, истериками, запрыгиванием на подоконник распахнутого окна; это было как шум двигателя в автомобиле, который, вроде, есть, но когда едешь, его совсем не замечаешь. Да и бежать ей было некуда — она ведь пробовала…
Олеся включила старый черно-белый телевизор, доставшийся ей из-за лени отчима — чтоб не тащить тяжелый ящик на свалку, он подарил его падчерице (у них с матерью стоял такой же древний, но, как называла его Олеся, «условно цветной»). Смотреть она ничего не собиралась, а лишь хотела хоть как-то заглушить «бенефис» отчима; вновь вытряхнула содержимое сумки. Ничего нового там, естественно, не появилось, поэтому Олеся легла рядом, разглядывая вещи и пытаясь представить жизнь их бывшей хозяйки. Красивая получалась жизнь. …Ничего, — подумала Олеся, — родители ей еще купят — они, небось, богатенькие… — и на этом совесть успокоилась окончательно.
Обычно, прежде чем заснуть, Олеся вспоминала прошедший день и радовалась, что он закончился, но сегодня, неизвестно откуда взявшийся красноносый клоун весело жонглировал содержимым сумки прямо перед ее лицом; вещи взлетали друг за другом, опускались, не выпадая из общей цепочки, снова взлетали, и этот калейдоскоп действовал лучше, чем тупые верблюды, бесконечным караваном бредущие по пустыне…
* * *
Дверь подъезда, где судя по паспорту, проживала Маша Зуева, оказалась не просто открыта, а даже предусмотрительно заклинена кирпичом; правда, сделано это было не для гостей — три парня в комбинезонах выгружали из «Газели» детали мебели, но Олеся расценила все по-своему: …Классно! А то код я не знаю — видит Бог, что я правильно поступаю… У нее почему-то всегда так бывало — когда она совершала что-то хорошее, то совершенно неосознанно вспоминала Бога, а, вот, когда плохое… плохое получалось, вроде, само собой — в нем не было ничьей ни вины, ни заслуги.
Вслед за грузчиками, направившимися к лифту, Олеся зашла в подъезд и взбежала на второй этаж к почтовым ящикам, занимавшим полстены; через круглые дырочки в них виднелись одинаковые зелено-фиолетовые рекламные листки. …Точняк, «Мегафон», — Олеся вспомнила цвета телефонной компании, к которой только что подключилась.
Вообще, с телефоном все получилось очень удачно — накаченный браток, видя, как она призывно оглядывает его коллег, слонявшихся подле лотков с DVD, подошел первым. Несмотря на грозный вид, глаза у парня были добрые, и Олеся сразу предложила сделку. Как оказалось, телефон она недооценила, потому что парень, без раздумий, предложил аж четыре тысячи; для порядка Олеся решила поторговаться и к собственному удивлению выторговала еще пятьсот рублей. За эти деньги, в ближайшем салоне связи, она купила новый, абсолютно легальный аппарат; пусть попроще, но разве это имело значение, если раньше у нее не было никакого? На всякий случай она даже придумала отмазку для матери — типа, подружка подарила свой старый; все равно, ни она, ни отчим не разбирались в технике.
