Е ф и м у ш к и н. Видел я, как холодно тебе на свежем ветру… Все ясно. А рассуждать — и очень серьезно рассуждать, Николай Порфирьевич, нужно! Я видел, как холодно тебе на свежем ветру…
Ф у р е г о в. Вчера я нашел подлинного виновника аварии на Северной. Это — я… Прав ты был тогда, Максим Федосеевич. Да, и во всем — не Безуглый, а я. Илья твой — выдержанный человек. Но он просто человек, и не больше. А у человека бывает предел терпению.
Е ф и м у ш к и н. На поступок Ильи у меня особый взгляд. У коммуниста не должно быть предела терпению. Об этом спорить не будем. А твое признание… дорогое признание!
Ф у р е г о в (с улыбкой). Может быть, это случилось потому, что некоторые книги начали перемещаться из книжного шкафа в более обязательное место… Да и критика одна не ходит. Самокритику в подружки берет… Рубанул ты меня, а потом я и сам…
Е ф и м у ш к и н. Вот-вот, с этой лесенки и посмотри на свой уход, как ты выглядишь?
М а к с и м Ф е д о с е е в и ч. Скажем прямо, неважнецки выглядит.
Е ф и м у ш к и н. Открыл правду, испугался и бежать.
М а к с и м Ф е д о с е е в и ч. Тебя всегда любил коллектив, и ты его любил. Только последнее время…
Е ф и м у ш к и н. Да, когда ты хотел переспорить все четыре шахты, уважение пошатнулось. Но у тебя столько возможностей его укрепить! (Пауза.) Скажи откровенно, разве тебе не жаль расставаться с рудником?
Ф у р е г о в. Как — не жаль? Мое детище.
Е ф и м у ш к и н. Знаешь, в чем твоя беда? Туго ты новое принимаешь. А истина в том, что новое неизменно побеждает. Это — правило без исключений. Если хочешь, в этом — наше постоянство. Ты усвоил это, наконец, — значит, ты нашел себя.
Ф у р е г о в. Утешаешь?
Е ф и м у ш к и н. Нет, я радуюсь, Порфирьич. Ты нашел себя, поверь мне! Увидел свои ошибки, пережил горе — значит, поднимаешься.
Ф у р е г о в. Это правильно.
Е ф и м у ш к и н. Ну, вот видишь. Тяжело признавать свои ошибки. Горе… Но, подумай, Порфирьич, какое это все же светлое горе! (Пауза.) А вообще-то у меня сегодня чудесно начался день. В техотдел пришел механик Чугунов и принес такую мысль, что и агрегату нашему не уступит.
Ф у р е г о в. Чугунов — это с Четвертой?
Е ф и м у ш к и н. Да. Творит народ! Весь народ творит. (Пауза.) Эх, Порфирьич… Такие люди, такой рудник!..
Ф у р е г о в. Что и говорить. Мой рудник.
Е ф и м у ш к и н. Конечно, твой!
Ф у р е г о в. Но как мне с этой комиссией? Я же им заявил…
Е ф и м у ш к и н. Как-нибудь объяснимся.
