Ф у р е г о в (садится). Спасибо. (С горечью.) Да, гостем… А праздник сегодня… (Вспомнив просьбу Веры — молчать — оборвал себя.) К-хм… (Пауза.) Скажу я тебе, Максим Федосеевич… Не пришел бы я, да… в общем, пришел я к тебе не как директор, а просто как старый товарищ. С сегодняшнего дня директора у нас нет.
М а к с и м Ф е д о с е е в и ч. За что ж тебя сняли? Насколько я знаю, министерская комиссия отмечает, что рудник работает хорошо?
Ф у р е г о в. А почему хорошо?
М а к с и м Ф е д о с е е в и ч. Ну, буровой агрегат, многозабойный метод по всем шахтам…
Ф у р е г о в. Вот именно. А как я этому делу помогал? Помнишь октябрь?
М а к с и м Ф е д о с е е в и ч. Припоминаю.
Ф у р е г о в. Чужие заслуги присваивать не хочу.
М а к с и м Ф е д о с е е в и ч. Так-таки сам и уходишь?
Ф у р е г о в. Уже заявление подал.
М а к с и м Ф е д о с е е в и ч (сильно дымя трубкой, ходит по комнате, затем подходит к Фурегову, строго смотрит ему в лицо.) А мы тебя не отпустим.
Ф у р е г о в. Кто это — вы?
М а к с и м Ф е д о с е е в и ч. Мы? Рудник — вот кто мы. Не отпустим и все тут.
Входит Ольга Самсоновна.
О л ь г а С а м с о н о в н а. Здравствуйте, Николай Порфирьевич. (Стелет на стол скатерть.) А у нас-то радость…
Ф у р е г о в. Так, вы знаете?
О л ь г а С а м с о н о в н а. Что Васенька-то вернулся? (Счастливая, смеется.) Знаю, кому же еще знать!
Ф у р е г о в. Поздравляю.
О л ь г а С а м с о н о в н а. Максим, помоги-ка мне, пожалуйста… (Шепчет.) Консервы там надо раскрыть. Извините, Николай Порфирьевич. (Выходит с Максимом Федосеевичем.)
Входит Ефимушкин.
Е ф и м у ш к и н. Илья пришел?
Ф у р е г о в. Нет, Вера Ивановна побежала за ним. Просила старикам не говорить, пока самого не приведет.
Е ф и м у ш к и н (озорно улыбаясь). Правильно! (Затуманился вдруг.) Что же ты, начальство?..
Ф у р е г о в. Считай, бывшее.
Входит Максим Федосеевич. Увидев Ефимушкина, остановился.
М а к с и м Ф е д о с е е в и ч. Прямо диву даюсь: весь генералитет у меня собирается! (Здоровается с Ефимушкиным.)
Ф у р е г о в (вздохнув). Генералитет…
М а к с и м Ф е д о с е е в и ч (неодобрительно кивает в сторону Фурегова). Это ж додуматься надо!
Е ф и м у ш к и н. Откровенно говоря, когда я узнал, я обиделся. Такой шаг, и со мной — ни слова.
Ф у р е г о в. Я боялся, что ты… помешаешь моему решению.
Е ф и м у ш к и н. Может быть, хоть объяснишь?
Ф у р е г о в. Долго рассказывать… (Пауза.) Я еще осенью задумался. Помнишь, мы как-то говорили в парткоме? Затем — бюро горкома. А главное — жизнь. За пять месяцев эта новая машина все перевернула. Ясно, рассуждать не о чем.
