Я его тогда так возненавидел, что готов был вывалять в мелкодисперсной пыли, в которой утопали наши ноги среди плоских камней. Понятно, внучка у него самая младшая и любимая. Её всех жальче. Дед как будто понял меня:
— Не обижайся, паря. Эх, обнял бы я тебя на прощание, полюбился ты мне, да нельзя.
— Ты же обещал мне свою тайну перед расставанием поведать. Расскажи теперь, почему ты от меня, как от прокажённого, шарахался.
— Я тебе без слов все покажу, так наглядней будет. Приложи мне к щеке свой телефон.
— А кому тебе звонить отсюда?
— Приложи. Потом сам увидишь.
На щеке деда как-то уж слишком быстро проявился отпечаток клавиатуры моего телефона. Как на телеэкране в замедленном повторе по дублённой коже деда пошли волдыри. Они набухали на глазах и лопались. Капельки сукровицы катились по седой бороде.
— Что это? — брезгливо отшатнулся я, причём весьма бестактно.
— Синдром тотальной аллергии. Абсолютная непереносимость городской цивилизации.
— Это у тебя от рождения?
— Нет, после сорока началось.
— Болячка заразная?
— Как тебе сказать… Зараза передаётся на словах, когда они расходятся с делом. Ну, хватит болтать!
Дед кивнул полковнику. Тот отрапортовал и сообщил:
— Товарищ командарм-6! Прошу ознакомиться с содержимым пакета и расписаться.
Лопасти вертолётов и винтокрыла начали медленно раскручиваться. Я завёл квадроцикл и пустил его с моим охотничьим и рыбацким богатством в сторону провожавших меня парней.
— Ребята, забирайте мою тарахтелку!
Парни в военном камуфляже на прощание засвистели, словно на спор, кто кого пересвистит. Карлыгаш сдержанно махнула мне косынкой. Я помахал ей в ответ.
— Ну, нечего в романтику играть, служивый. Не до сантиментов. Ты теперь человек государственного масштаба.
— Мы ещё с тобой увидимся, старик?
— За дастарханом у хана Тенгри. Мне девяносто шесть лет, паря. Дай бог вам с Карлыгаш под вашу старость меня годами обогнать.
Конец
