— Магазины открывают только в восемь часов, — пролепетал Тоомас Линнупоэг.
— Ах да, — вспомнил и дядя Беньямин.
— У меня и дома нет конфет, — сказал Тоомас Линнупоэг безнадежно и вздохнул, — вчера мы с Протоном все до одной слопали.
Дядя Беньямин хлопнул себя ладонью по лбу.
— У меня ведь есть! Вот сейчас вернемся домой, и я дам Мурьяну конфету. Только… гм… пусть вначале он постоит немного возле столба…
Показался третий автобус.
Можно бы и пешком пойти, до школы было недалеко, только две остановки, но Тоомас Линнупоэг не был уверен, есть ли у ребят конфеты. Да и некрасиво заставлять дядю Беньямина так много ходить. Он ведь пенсионер.
Тоомаса Линнупоэга даже в жар бросило. А дяде Беньямину спешить было некуда. Ему и в голову не приходило, что Тоомас Линнупоэг опаздывает в школу. Дядя Беньямин похлопал Мурьяна по холке и не спеша, благодушно разговаривая то с Тоомасом Линнупоэгом, то с Мурьяном, направился к дому, долго открывал и наконец вошел в квартиру. Он снял пальто, повесил на вешалку, — дядя Беньямин был очень аккуратный человек, — и только после этого выдвинул ящик стола и отыскал там ментоловый леденец. Тоомас Линнупоэг боялся, что невзрачный и твердющий леденец Мурьяна не устроит, но, к счастью, этот обжора ел всё. Тоомас Линнупоэг получил свой портфель и через несколько минут был на остановке автобуса.
И хотя автобус пришел сразу, никакой аварии по пути не случилось, все-таки, когда Тоомас Линнупоэг добрался до школы, в здании уже царила подозрительная тишина. Для Тоомаса это было тяжким ударом: его прекрасный план — прийти в школу вовремя — был загублен.
Тем не менее Тоомас Линнупоэг сделал попытку спасти то, что еще можно было спасти. Поднялся по лестнице, перепрыгивая сразу через три ступеньки, пригладил рукой волосы и осторожно приоткрыл дверь класса. Как Тоомас Линнупоэг и надеялся, учительница стояла к нему спиной. Тоомас Линнупоэг на цыпочках вошёл в класс и хотел было незаметно проскользнуть к своей парте. Возможно, это и удалось бы, он сидел на первой парте возле самой стены. Но…
…класс дружно расхохотался.
Тоомас Линнупоэг в испуге остановился. Он не сразу понял, почему над ним смеются. И от этого смутился так, что все даже в ладоши захлопали.
— Ты, как видно, король опаздывающих, — сказала учительница эстонского языка, мило улыбаясь, — чего бы такие аплодисменты. И все-таки не мешало бы извиниться.
— Прошу меня извинить, — сказал Тоомас Линнупоэг, наклонив голову, и торопливо, бочком, стал подвигаться к своей парте.
