– Чем его напугаешь?
– Какой-нибудь внезапностью. Утром подумаем. Спи пока.
– А если он снова?
– Не придет. Похулиганил – и довольно. Медведь норму знает.
Утром они осмотрели лес, нашли исцарапанную медведем сосну. Похоже, что медведь был громадный: до верхних царапин даже Красюк рукой не доставал.
– Чем его напугаешь, такого здорового?
– А как говорил гражданин Дубов? Нет человека, к которому нельзя было бы подобрать ключик.
– Так то человека.
– Попробуем применить это к медведю. Его ведь главное – ошеломить. Если догадается о засаде – не испугается. Неожиданность – вот что нужно. Скажем, только он начнет дерево царапать, а тут ему колом по башке…
– Вот ты и давай стереги его с этим колом…
– Погоди, кажется, придумал, – сказал Сизов, осматривая сосну. – Подсади-ка меня. И нож дай.
Он долез до первого сука и стал подрезать его сверху. Резал долго, старательно. Когда дорезал до середины, попросил кинуть веревку, привязал ее к концу ветки и спустился на землю.
– Что удумал? – спросил Красюк.
– Счас увидишь.
Он потянул за веревку и надломил сук так, что он расщепился вдоль.
– Теперь вот что сделаем: привяжем камень побольше, подтянем его, захлестнем веревку вокруг ветки, проденем в расщепленное место, чтоб зажало, и обрежем конец.
– Ну и что?
– Если потянуть за надломленную ветку, конец веревки выскользнет и камень упадет.
– Ну и что? – снова спросил Красюк.
– Как только медведь начнет царапать сосну, мы потянем за ветку. Камень свалится медведю на голову, с ним случится «медвежья болезнь», он убежит и больше не вернется. Верное средство.
– Медвежья болезнь?
– Не слыхал? Другими словами, медведь наложит в штаны.
– Как бы нам не наложить. Хотел бы я знать, кто потянет за ветку?
– Если ты боишься, то я это сделаю. Привяжу к ветке веревку, отойду сколько можно н буду ждать.
– А если он тебя найдет?
– Думаешь, он нас возле костра найти не мог? Боялся. Хулиганы, они ведь все трусливые.
– Не нравится мне это.
– А ты всегда делаешь только то, что нравится?
– Давай хоть вместе затаимся.
Этого Сизов не ожидал. Что-то, видно, надломилось в Красюке, если заговорил о товариществе…
– Не надо, Юра, вдвоем затаиться труднее. Ты, как вчера, спи на своем месте…
Но Красюк в следующую ночь уснуть не мог. Полежал на ветках, запахнув от комаров голову телогрейкой и прислушиваясь. Тишина стояла плотная, и даже ветра, обычно шевелившегося в вершинах деревьев, теперь не было. Но тайга, как обычно, шуршала, стрекотала, вскрикивала различными голосами. Громче всех хохотал филин. И казалось Красюку, что филин хохочет над ним, запутавшимся в тайге, как и в жизни, напрасно мечтающим о богатой развеселой жизни. В этой ночной угрюмости леса, наедине с самим собой, ему вдруг стало совершенно ясно, что не будет у него богатства, потому что даже если и вынесет и продаст золото, то быстро спустит деньги, какие бы они ни были. Не умел он копить деньги, даже просто хранить не умел, это он знал за собой совершенно точно. И уж конечно, не будет веселья. Какое веселье, когда за спиной неотбытый срок? Да еще побег. Рано или поздно застукают – и опять пайка на лесоповале.
