Черный замок Ольшанский | страница 8
– Ну, об этом хватит. Возвращаться ей к человеку, который сам отправляется в путь, незачем. Только бы выздоровела. – Лицо его вдруг стало решительным. – И сожалеть о том, что не сбылось, не стоит. Но звонка ожидаю. А вместо него – каждую ночь – они. Знаешь, тревожно мне.
Милый ты мой, я это увидел, как только ты вошел. И то, что плохо. И то, что ты похож на единственную барочную скульптуру в моей квартире: на «Скорбящего», который над твоей головой. Страшные глаза. И этот венец. Как я не замечал прежде?! Завтра же выселю святого в другую комнату.
– И… боюсь, Антось. Ты знаешь, я никогда не был трусом. Вместе бывали в разных переделках.
– Знаю.
– А тут паршиво. Подходит кто-то к окнам. Собаки ворчат, как на нечистую силу. Однажды в прихожей какой-то запах появился.
– В милицию позвони.
– Из-за неясных подозрений? – Он вдруг тряхнул головой и улыбнулся. – Хватит тебе… А постоянный страх – он, может быть, из-за сердца. У сердечников это бывает, такие приступы неосознанного, беспричинного страха. У меня и прежде были. Не привыкать.
– Я тебе и говорю – плюнь. Обычные барыги. Хочешь рюмочку коньяка?
Тревога все же не оставила его.
– Может быть. Но почему книга? Почему одна эта книга? Почему не мой Микола? Не грамота Жигимонта[5] мытникам[6] – там ведь один ковчег чего стоит! Почему именно эта книга?
– Не знаю. Давай посмотрим.
– Вот я и хотел. Да не рискнул нести: темно. – Он поднялся.
– Ну, будь здоров, брат. И плюнь на все.
– Ты… зайди ко мне послезавтра, Антось. Поглядим. Я хотя и архивный работник, но как палеограф ты покрепче.
Я решил, что хватит. Надо переходить на обычный наш тон. Довольно этого гнетущего. Ведь всякому ужасу, если он имеет плоть, мужчина может расквасить нос.
– Так что, преосвященный Марьян?.. И псы ворчали на силу вражью, а он, бес, в сенцах, искушая преосвященного чистоту, смердел мерзко…
– Ну точь-в-точь творения доктора наук историйских Цитрины.
– Заврался, какие это «историйские»?
– А «мусикийские» есть? То-то же… «Цитрины» и подобных ему.
Мы рассмеялись. Но все равно я углядел на дне его глаз тревогу.
…Он ушел, а тревога осталась. Я подошел к окну и смотрел, как он идет через улицу в косых, стремительных струях снега, смешанного с дождем.
Глава II
«Подъезд кавалеров»
Утром меня разбудил заливистый крик петуха, а затем отчаянный, надрывный визг поросенка: видимо, несли в мешке.
– Не хочу-у! Не хочу-у! Пусти-и-те! Пусти-ите!
Как в деревне. Каждое воскресное утро дарит мне эту радость. И это одна из причин, почему я люблю свой дом.