А к Любе пришло наконец чудо.
Она переходила тихую улицу Курчатова (где во дворе детская поликлиника) в неположенном месте, но с соблюдением всех предосторожностей. Машина взялась непонятно откуда, черный джип тормозил так, что толстая резина на колесах глухо и страшно шипела. Люба остановилась, держась за коляску, чтобы не упасть. Остановился и джип, съехав немного вбок, чтобы не мешать другим машинам. Открылась дверца. Люба испугалась, что сейчас все ее заявки на подарок судьбы перевернутся вверх тормашками, демонстрируя свою изнанку, и сто долларов, выпавшие из бандитского кармана, прилетят к ней не с той стороны, то есть их потребуют от нее за грубое нарушение правил уличного движения в качестве компенсации морального ущерба и возможного вреда автомобилю из-за экстренного торможения, и что там еще… принято требовать в мире богатых и наглых людей.
Высокий молодой мужчина был в черном пиджаке из лайковой кожи (точно как ей мечталось про киоск, только там была куртка). Выдержав небольшую паузу, которая необходима для оценки ситуации, Славка, вложив в голос как можно больше учтивости и вежливого беспокойства, спросил:
— Ну, вы как? Нормально?
Люба затравленно закивала, сжимая ручку коляски.
Новая пауза затягивалась. Машина, моргая аварийкой, тихо урчала.
— Не поедет? — неожиданно спросила Люба.
Славка резко дернулся, оборачиваясь, потом тряхнул головой, приглаживая собранные в хвост волосы.
— Да нет, там автомат, я парковку включил…
— Аааа… — улыбаясь и мелко кивая, сказала Люба, тоже пригладив волосы.
— Вы уж больше так не делайте… это у меня резина хорошая, тормозной путь небольшой…
— Да я как-то…. — не зная, что сказать, она опустила голову, снова поправляя волосы, рассеянно заглянув в коляску, где болтал ногами ничего не понимающий кареглазый ребенок в желтой шапке.
«Господи прости, несчастье-то какое», — с умилением подумал Славка.
— Вы точно в порядке, голова не кружится?
Именно так ее спрашивали год назад в роддоме… тут же стало приятно и тепло.
— Нет-нет, я толком и испугаться не успела…
— А меня вы напугали очень… — Вадик бы сказал тут: «Я не смог бы дальше жить, если бы кто-то из вас пострадал…» — что-то такое, но он не Вадик и так сказать никогда не сможет.
Люба впервые за эту короткую беседу глянула ему в глаза. Поднялось со дна души и весело булькнуло пузырьком узнавания приятное светлое чувство. У Вадика была книга какого-то русского художника, там были такие же юные женщины с пухлыми губами, ярким румянцем на белой коже, с черными волосами и голубыми глазами.
