Ее взяли за руку и провели буквально пару шагов, лицо защекотал теплый запах ванили и, кажется, иланг-иланга, тут было теплее, чем в коридоре. Сбивающее с толку, расслабляющее тяжелое электрическое тепло. — Садитесь, — сказал мужской голос, рядом послышалось шевеление, скрип пружин. Людмила нащупала за спиной рельефную шелковую обивку какого-то предмета мебели, осторожно присела. Музыка доносилась из стереоустановки откуда-то с пола, на уровне ее щиколоток.
Сеанс тренинга оказался неожиданно приятным.
На фоне пряного сладковатого электрического тепла, зимней сонливости, ощущения промозглой ночи за окнами было хорошо сидеть с отключенными внешними рецепторами, слушая спокойный мягкий мужской голос. Он говорил с каким-то акцентом, может питерским. Или, по крайней мере, так, как говорят очень образованные люди. Наверняка его выписали из России. Наверняка он имеет обширную медицинскую практику. Он попросил, чтобы Людмила описала комнату, в которой они находятся. Ей казалось, что это большая гостиная, оформленная в «дворцовом стиле» — с тяжелыми зелеными бархатными портьерами.
— Зелеными? — мягко уточнил голос, звучащий где-то будоражаще рядом. Эта физически осязаемая, но невидимая близость словно подстегивала к радости, в кровь выбрасывались эндорфины. Гормоны счастья.
— Да, немного с золотом, — тихо ответила Людмила улыбаясь.
— Это очень хорошо…
Еще она видела низко висящую люстру с канделябрами и позолотой, рояль у окна, а пол — гладкий, отполированный до блеска.
Потом он обратился к кому-то, кто тоже сидел там. Кажется, даже коснулся, так как послышались какие-то шорохи, поскрипывание. — А ты? Что ты видишь?
Это была женщина, не совсем юная, но со звонким, слегка манерным голосом, из тех, кто часто и громко удивляется, приговаривая «бооооооже», и целиком зависит от мужчин. С такими интонациями всегда зависят от мужчин, живут за их счет, говорят «бооооже», когда получают подарки, канючат, если получают их не так часто, как хотелось бы. Людмила сказала об этом потом, в самом конце, когда главный мужской голос спросил, хочет ли кто-то из присутствующих что-то сказать.
Владелица манерного голоса, жеманясь, эээээээкая и нуууууууукая, сказала, что видит комнату узкую, заставленную старой мебелью (конечно, сработал комод в коридоре), что тут много книг, и они лежат на полках в беспорядке. И пока она говорила, Людмила чувствовала, как в ней что-то такое растет и сжимается, сплетаясь узлом в груди, потому что казалось, что обладатель голоса сейчас начнет жалеть ее — девочку-женщину, потерянную в этой страшной чужой комнате с книгами, захочет перевести в какое-то другое место. Именно у нее он спросил, как она представляет его самого.
