— Не думаю, что мне это будет интересно.
— Люд, никто не знает, что тебе там предложат, но в любом случае тебе это даст так много, как… вот скажи, какой был самый важный момент в твоей осмысленной жизни, ну, если говорить в разрезе последних пятнадцати лет?
— Рождение детей, конечно.
— Вот, а теперь представь что-то такое же важное, только совсем из противоположной области. Такое, что, как материнство, перекроило бы твое мироощущение.
Она улыбнулась и пожала плечами, оставаясь сидеть ровно и глядя теперь на Вадика немного сверху вниз.
— Мне трудно такое представить. Ну, как бы там ни было, они мне прислали эсэмэску, номер, с которого отправляли, отключен, не пойму, зачем такая конспирация? Наверное, для внушительности и загадочности.
Вадик восторженно улыбался и кивал, не сводя с нее глаз.
— Да, они там такое любят. Ты следи за знаками.
— За чем следить? — она встала, с легкой улыбкой оглянувшись на него через плечо.
Вадик говорил очень серьезно.
— За знаками, там все построено на знаках, окружающих тебя, важно присматриваться к мелочам.
Она кивнула и, махнув рукой на прощание, вышла. Вадик распрямился в кресле, вытянув ноги и заложив руки за голову, проводил Людмилу улыбкой.
Припарковавшись на тротуаре у дома номер шестнадцать по Рогнединской улице, Людмила находилась не в лучшем настроении, было откровенно жаль пропущенный класс по пилатесу, куда она только-только записалась с еще одной сотрудницей, и вообще вся эта затея с дополнительными тренингами восторга не вызывала. В Пуща-Водице все было увлекательно, но не более. Использовались избитые приемы искусственного нагнетания позитивности, коучинг, игры Берна, упражнения на развитие тим-билдинга — по сути, ничего революционного. Куда интереснее было по вечерам болтать с Вадиком у него в номере. Трудно предположить, как что-то со стороны может настолько расшатать ее крепкое, миллионы раз просчитанное, гармоничное мировоззрение, чтобы сделаться переживанием, по интенсивности и overall impact не уступающим родам. Остановившись перед дверью в парадное с кодовым замком, Людмила вспомнила, что в эсэмэске было слово code и телефонный номер с иксами. На 18 заканчивался домашний номер ее матери.
Вот тут стало неприятно, почти мерзко. Потому что, конечно, найти номер ее матери не было бы сверхзадачей для организаторов тренинга, но, несмотря на все те эмоции, раскрепощения, слезы, являющиеся частью мероприятия, вторжение в личную, повседневную, глубоко семейную жизнь Людмила считала неприемлемым и возмутительным. У нее была подруга, связанная с контролирующими органами, и, нажимая на кодовом замке замененные иксами цифры из домашнего номера телефона своей матери, чувствуя, как дверь поддается, — Людмила думала, как натравит на этих дельцов ревизоров и как-то прилепит сюда еще и дело об использовании личных данных клиентов. В состоянии острого раздражения она поднялась по старинной прохладной лестнице на последний этаж. Пролеты были большие — дом довоенный, с высоченными потолками. Дверь квартиры № 6 ничем не отличалась от остальных дверей на широкой, местами уходящей в тень площадке с пыльным, заваленным листьями и мусором стеклянным фонарем над лестницей.
