— От Палена он прямо во дворец проехал к вдовствующей императрице. Она тотчас прошла к государю, и минут через десять курьер уже скакал за Беклешовым, которому приказано было отправиться к генерал-губернатору с повелением немедленно выехать из Петербурга.
— Вот, я думаю, удивился-то!
— Ни крошечки. Пален преспокойно выслушал Беклешова и ответил ему с улыбкой, что ждал этого, у него все готово к отъезду и через два часа его здесь не будет. Это я слышал от самого Беклешова.
— И как ты думаешь, чему надо приписать такое спокойствие?
— Да, вероятно, тому, что чаша злодеяний его переполнилась и уж он сам это понимает. Но, разумеется, он в этом никогда не сознается и все свалит на интриги иезуитов.
— И будет отчасти прав, — заметила графиня.
— Я тоже так думаю, а потому особенно не радуюсь поражению Палена. Можно себе представить, как Грубер теперь торжествует со своими аколитами.
— Будем надеяться, что и на него какой-нибудь Амвросий найдется, — заметила Авдотья Алексеевна. — Прежде за стыд и за грех считали знаться с такими. А наша великая Екатерина как на это смотрела! Сама я своими ушами слышала, как она говорила: «Нельзя допускать, чтобы православным народом иноверцы владели». При ней не то что веру менять, а и родниться с иноземцами было опасно.
Князь ничего не возразил на это и посмотрел на часы.
— Три часа, — сказал он, — интересно было бы узнать, исполнил ли Пален свое обещание выехать через два часа.
Авдотья Алексеевна захлопала в ладоши.
— Сейчас пошлю узнать. Да неужто три часа? Кушать давно пора.
Обращаясь к появившемуся в дверях дворецкому, она приказала послать кого-нибудь потолковее к Полицейскому мосту, чтобы узнать, не слыхать ли чего про генерал-губернатора.
— Его сиятельство, граф фон дер Пален изволили выехать из города, — торжественно сообщил дворецкий.
Графиня переглянулась со своим гостем, а затем снова обратилась к своему старому слуге:
— Откуда ты знаешь?
— Все говорят.
— Ну, если все, значит, правда. Кушать подавать! Да попроси сюда Илью Ивановича.
— Они не пришли-с.
— Как не пришел? Да ведь я послала звать его обедать? Кто к нему ходил?
— Изволили приказать Фомке-с.
— Позови его сюда! Опять, верно, переврал что-нибудь.
Дворецкий вышел, а графиня стала жаловаться на глупость карлика.
— Вздор говорят, что все карлики умны; у этого никогда ума не было, а уж теперь, как стареть стал, никакое серьезное поручение ему нельзя дать, все перепутывает и перевирает. А когда долго в дело его не употребляешь — обижается. Беда мне с ним! Помнишь, прошлым летом, когда та глупая история с Максимовым случалась, тоже насилу узнали мы от него, в чем дело; как затвердил: «заскучали, да заскучали», и ни с места. Клещами у него надо каждый раз слова из горла тянуть. Ну, Фомушка, — обратилась Батманова к карлику, который давно уже стоял в дверях, высоко подняв голову с напудренным хохлом и гордо выпячивая грудь в пышном кисейном жабо, — почему не исполнил ты*ъ моего поручения, не позвал господина Максимова сегодня к нам кушать?!
