— Очень сожалею, но у меня приказ от государя императора обвенчать вас, и я не могу не исполнить его, — отрывисто прервал граф мольбы несчастного Максимова. — Советую вам покориться безропотно воле нашего царя.
— Ваше сиятельство, дозвольте мне, по крайней мере, дождаться благословения моего родителя, — попытался Максимов ухватиться за последнюю надежду если не на спасение, то хоть на отсрочку.
— Ваш отец, как дворянин и офицер, скажет вам то же самое, что я говорю вам: царской воле надо повиноваться, — заявил граф строгим, не терпящим противоречия тоном.
Было около семи часов, а ровно в восемь он должен был явиться с докладом во дворец; время нельзя было терять.
Не прошло и пяти минут, как Максимов очутился в карете, в которой уже сидела Кетхен с каким-то пожилым военным в полковничьем мундире, и карета поехала по направлению к Казанскому собору.
Жених был бледен как полотно, и его глаза злобно сверкнули при виде невесты, которая сидела ни жива ни мертва на том месте, на которое ее посадили, не смея пошевельнуться, с замирающим сердцем спрашивая себя: чем все это кончится? Неужели толстый генерал, который сейчас допрашивал ее, не обманул ее, говоря, что сам царь приказал обвенчать ее с Максимовым? Она так испугалась и растерялась, что на вопросы генерала ничего не могла ответить. Он приказал ей ждать в соседней комнате, а вскоре за тем ее вывели на подъезд, и тут она увидала Максимова. Как он сердито посмотрел на нее! Он, верно, ее во всем обвиняет… Но чем же она виновата? Разве, бросаясь в Мойку, она могла знать, что из этого произойдет? Ей и в голову ничего подобного не приходило. Когда ее потребовали сегодня к военному губернатору, она ждала, что ее посадят в тюрьму или сошлют в Сибирь за то, что она хотела лишить себя жизни. Ей и отец накануне сказал, что даром им эта штука не пройдет. Но то, что вышло, оказалось много страшнее того, чего она ждала. Максимов никогда не простит ее, и всю свою жизнь будет считать ее злейшим своим врагом, а она с радостью отдала бы жизнь за него.
Бог знает, о чем думал полковник, сидевший против них в карете и, вероятно, недоумевавший перед странной парочкой, при венчании которой ему было предписано присутствовать, но он не говорил ни слова, и всю дорогу, весьма, впрочем, не длинную, молчание в карете ничем не нарушалось.
«Жениха» и «невесту» ввели в церковь, поставили перед аналоем, и венчание началось. У Кетхен звенело в ушах, и по временам она теряла сознание. Присутствие Максимова рядом с нею производило на нее впечатление чего-то сверхъестественного, точно это был не он сам — его призрак, грозный и беспощадный, перед которым она сознавала себя кругом виноватой. Взглянуть на него она не смела, но всем своим существом чувствовала, что он страшно злится. Когда священник спросил у него: по доброй ли воле берет он девицу Екатерину в супруги? — он так громко и резко ответил: «По приказанию его императорского величества», — что Кетхен вздрогнула от испуга. Потом ее спрашивали, и она что-то ответила, но что — не помнит. Но что она всю жизнь не могла забыть, это когда священник вложил ее руку в холодную как лед руку «жениха» и как его губы прикоснулись к ее щеке. О, как больно сжалось у нее сердце от этого поцелуя!
