Этот вопрос так назойливо вертелся у нее в голове, что ни о чем другом не давал ей думать.
Увы, ответ на него не замедлил себя ждать. Помещение жильца находилось над комнатой Кетхен; не прошло двух минут, как она услышала в мезонине возню, не предвещавшую ничего доброго; выдвигали ящики из комода, растворяли шкаф, и, наконец, раздались шаги сначала по лестнице, а затем в сенях. Потом скрипнула входная дверь и все смолкло.
С минуту Кетхен надеялась, что, проводив барина до калитки, Мишка вернется назад, но никто не возвращался, и Кетхен залилась горькими слезами.
Конечно, никогда она не увидит своего щеголя, своего красавца! Ей и на улице никогда с ним не встретиться! Выходит она в сопровождении Анисьи только в кирку по воскресеньям, а ждать, чтобы он прошел когда-нибудь мимо их окон — немыслимо. После того что случилось, он всячески будет избегать той местности, где можно встретиться с портным Клокенбергом.
И что только будет, когда отец проснется и вспомнит происшествия этой ночи! Как Максимов его бил, как его приятели слышали это, а может быть, и видели; недаром же они все так перетрусили, что разбежались, не дождавшись конца драки, не простившись с хозяином и не попытавшись прийти к нему на помощь! Ах, какой скандал! И, разумеется, отец этого так не оставит. Он будет преследовать Максимова и за побои, и за долг, пойдет жаловаться в суд, поднимет всех своих покровителей на ноги… а у него их много! Сам секретарь графа Кутайсова заказывает у него платье. Да и консул за него вступится, и посланник… и пастор! Несчастного Максимова схватят, потащат в тюрьму… сошлют в Сибирь… на каторгу!
Бедная Кетхен не сильна была в понятиях о законе, а на могущество своего отца взирала предубежденными глазами вполне зависящего от него существа, более зависимого, чем его подмастерья и крепостные мальчики, отданные господами ему в ученье. Мало-помалу Кетхен пришла в такой ужас от страшных напастей, которые должны были обрушиться на нее и на милого ее сердцу молодого человека, что самые дикие намерения стали возникать в ее мозгу: то хотела она бежать предупредить Максимова, чтобы он тотчас покинул Петербург и скрылся куда-нибудь подальше от преследования мастера Клокенберга, то приходило ей в голову броситься к ногам отца и умолять его о пощаде, то отправиться к пастору или консулу, рассказать, как было дело, объяснить, что Максимов не так виноват, как кажется, что он заступился за нее. «Порядочному человеку нельзя позволить, чтобы при нем били женщину». Это — его собственные слова. И какие прекрасные, великодушные! Неужели найдется в мире человек, который не пришел бы от них в умиление?
