Им ли этого не знать, когда на детей этих возлагалось упование всего русского народа!
— Мой муж был бы очень счастлив служить царевичу, — сорвалось бессознательно с языка Лизаветы.
— Ну, и прекрасно, — прервала ее Зося, не давая окончить фразы и поднимаясь с места. — На днях я к вам опять заеду, приготовь мне ответ от твоего мужа, и чтоб долго не медлил: до сих пор никто еще не знает, что решено сменить камердинера, но как узнают, столько будет желающих занять его место, что мне уже будет гораздо труднее за вас хлопотать.
Лизавета не возражала. Неожиданное предложение пробудило такое множество мыслей в ее уме, что она не знала, на чем остановиться. Не дальше как на прошлой неделе муж ее горевал с приятелями, что возле царевича Петра нет никого из них… что в случае надобности не через кого что-либо узнать из того, что происходит во дворце детей мученика Алексея, надежды русских людей, некому предупредить опасность, некому спасти того, на которого столькие смотрят как на будущего царя… И при этом все соглашались с тем, что опасность должна наступить скоро… Что решит Петр Филиппович, она даже и представить себе не могла, но знала, что, во всяком случае, не имеет права отвечать за него и не должна ничего от него таить.
Праксин был в своем подмосковном хуторе, и его ждали в Москву на этой неделе. Он должен был непременно приехать ко дню рождения их сына, 10 июля, чтоб отпраздновать дорогой для них всех день, а затем, как всегда, ехать в костромское лесное имение, где он обыкновенно оставался до осенней распутицы. В этот день к ним соберутся друзья, которым он, без сомнения, передаст сделанное ему предложение… Что-то они на это скажут? Что решат? Неужели найжут, что он не имеет права отказываться от возможности принести пользу общему делу? Неужели скажут, что он должен, не задумываясь, все бросить, чтоб кинуться очертя голову в страшный омут политической интриги, из которого никто из участников может не выбраться.
Мысль эта была так ужасна, что леденила ей кровь и сжимала сердце, точно клещами, но отогнать ее от себя прочь она была не в силах и провела такую мучительно-бессонную ночь, что на другой день поднялась с постели, побледнев и осунувшись, точно после болезни. Все домашние вместе с Авдотьей Петровной приписали это посещению ее матери и покручинились промеж себя, что Господь такой им наслал крест, от которого одна только смерть может избавить.
Увы, Лизавета не ошиблась в своих предположениях: муж ее отнесся к предложению своей тещи так серьезно, что, прежде чем ответить на него, созвал на совещание всех своих друзей.
