— Право, право! — шептал дьякон. — Тут глубоко. Мы плывем по руслу Ольховки. Право!
Я повернул направо, и, когда мы проехали немного, перед нами, словно по мановению волшебного жезла, поднялась целая стена камышей. Я остановился.
— Прямо, прямо! — командовал дьякон.
— Да куда же прямо! там камыши.
— Камыши эти не густые… прямо, прямо.
Я толкнул веслом, то есть, по совести сказать, лопатой, заменявшей весло, и лодка врезалась в камыши, отгибая их направо и налево. С криком, неподалеку от нас, поднялась стайка чирков и засвистав крыльями, улетела куда-то. Несколько горящих щепок, зацепившись за камыш, упали в воду и зашипели; весло стало уже доставать тину, я уже не огребался, а упирался им. Но вот камыш редеет, мы выплываем на чистое место, и на этот раз дно осветилось со всеми мельчайшими подробностями. Дьякон подложил в огонь еще смолья, пламя на минуту уменьшилось, но огненные языки охватили новое смолье, и свет разлился еще ослепительнее. Вдруг дьякон пригнулся, зорко взглянул в воду; острога метнулась у меня в глазах, раздался плеск, и огромная щука была на дне лодки.
— На то я и дьякон в Семеновке, чтобы щука не дремала! — проговорил дьякон и на этот раз уже не шепотом, а басом и захохотал во все горло.
Всполошились утки, закричали цапли, засвистали кулички, зашлепала в лодке щука, и в одну минуту все встрепенулось, проснулось и испугалось этого громкого хохота среди могильной тишины.
— Штука дельная ввалилась! — продолжал дьякон и, сняв с остроги рыбу, свернул ей голову и положил в лодку. — Ну, вы теперь так и держите все прямо!
Не успели проплыть мы и пяти саженей, как дьякон снова махнул острогой и вытащил линя. Охота становилась интересною, рыба попадалась поминутно, и дьякон редкий раз делал промахи. Он даже, желая щегольнуть искусством, выхватил рака, но в лодку его не положил, а, взяв за клешню, отбросил далеко, так далеко, что даже не слышно было, как шлепнулся он в воду. Мы все еще отдалялись от того места, с которого начали охоту, и, судя по времени, отъехали от него по крайней мере версты две. Было уже десять часов вечера, и надо было подумать о возвращении домой, но дьякон до того увлекся удачей, что даже забыл и думать об этом.
— Что вы! Господь с вами, с этих пор-то! Охота только что начинается, а вы домой! — говорил он. — Катайте, катайте налево…
Я катал веслом, а дьякон острогой и все лещей вытаскивал. Мы попали на такое место, где, кроме лещей, не было никакой рыбы, как будто оно исключительно принадлежало им, введено было им во владение, и никакая другая рыба не смела появиться в их царстве. Важно насупившись, стояли они и как будто нарочно подставляли свои жирные черные спины под зубья остроги. Даже мелкая рыбешка, до тех пор целой кучей следившая за лодкой, отстала и не смела проникнуть в этот захваченный лещами участок.
