Кресло Огрызкова было почти крайним в первом ряду у среднего входа.
Едва успел он занять свое место, как раздались из-за кулис звуки рожка, оповещающего приближение странствующих комедиантов, и на сцену въехала тележка, в которой, как куколка, сидела хорошенькая блондинка с огромными, дивными глазами. Толпа на подмостках приветствовала рукоплесканиями прибытие комедиантов; толпа в зрительном зале присоединилась горячо и единодушно к ней, приветствуя артистов.
Сергей Сергеевич в качестве истого жуира и прожигателя жизни любил бывать в театре при переполненном сверху донизу зрительном зале. Успех представления становился еще очевиднее от громких восторгов массы собравшегося народа. Но он осмотрелся кругом, по креслам первых рядов, по ложам, нет ли где знакомых?
Невдалеке от него сидел полковник, приятель Савелова, и Огрызков сразу счел лучшим совсем с ним в антрактах не разговаривать — ввиду данного Мирковой обещания.
Первый акт шел своим порядком. Партию Недцы и заключительную арию Канио пришлось артистам повторить по настойчивому требованию всей публики. Единодушным вызовам, казалось, не будет конца. Даже и тогда, когда большинство благоразумных зрителей остепенилось и разбрелось по обширным фойе и буфетным залам, даже и тогда оставались многие, настойчиво вызывавшие г-жу Милютину и г. Кассилова.
Огрызков вышел.
В прилегающих к зрительному залу помещениях двигалась и журчала, словно морская волна, густая толпа разношерстного люда. Спустились сюда и с верхов.
Сергей Сергеевич здоровался с знакомыми, но полковника избегал.
И странно было, что эти два человека знали каждый сам по себе столь много любопытного о третьем, отсутствующем, что стоило бы им только сойтись, разговориться — и дело приняло бы сразу совсем иной оборот.
Огрызков в данном случае, так сказать, самого себя боялся. Он чувствовал, что, пожалуй, не утерпит и сболтнет, а потому и держал себя в отдалении.
Между тем спектакль продолжался все с тем же успехом. Развившаяся в первом действии драма «Паяцев» окончилась, как известно, трагедией во втором. Занавес снова опустили под гром рукоплесканий.
Но вот прошел и второй антракт. Оркестр заиграл легкий опереточный мотивчик, как-то странно звучавший после музыки Леонкавалло. На сцене пошло веселье. Хохот не умолкал в зрительном зале, и Огрызков, забыв все свои важные дела, смеялся не хуже других.
Направо, в литерной ложе бенуара, против директорской, сидела веселая компания.
