— Оставьте в покое коммунистов, Джордж, пойдемте, — сказала миссис Легги. — Я помогу вам справиться с несговорчивыми женщинами.
Уводя его, она обернулась:
— Пойдемте и вы, Джим. Пойдемте, если не боитесь, что вас разорвут на части.
— Хорошо, но я хотел бы ввести месье Пуаро в курс дела в связи с «расследованием убийства». Он ведь будет присуждать призы.
— Вы это сделаете потом.
— Я подожду вас здесь, — согласился Пуаро.
Наступила тишина. В кресле потянулся и вздохнул Алек Легги.
— Женщины… они, как пчелиный рой. — Он повернул голову и посмотрел в окно. — К чему все это? Какой-то глупый праздник в саду, который ни для кого не имет никакого значения.
— Но, по-видимому, — заметил Пуаро, — есть люди, для которых он имеет значение.
— Почему люди лишены здравого смысла? Почему они не думают? Не думают о неразберихе, что творится в мире. Неужели непонятно, что обитатели земного шара заняты тем, что совершают самоубийство?
Пуаро рассудительно промолчал. Он лишь с сомнением покачал головой.
— Если мы ничего не предпримем прежде, чем будет уже поздно…
Алек Легги внезапно умолк. На его лице появилось злое выражение.
— О да, я знаю, что вы думаете, — сказал он. — Что я нервный, легковозбудимый и так далее. Словом то, что говорят эти проклятые врачи. Посоветовали переменить обстановку — отдых, морской воздух. Отлично, мы с Пегги приехали сюда, сняли на три месяца домик на мельнице, и я выполняю их предписания. Занимаюсь рыбной ловлей и купаюсь, совершаю дальние прогулки и принимаю солнечные ванны…
— Я заметил, что вы принимаете солнечные ванны, — вежливо вставил Пуаро.
— А — это? — Алек показал на воспаленное лицо. — Это своего рода одно из последствий прекрасного английского лета. Ну и чего я добился? Убежать от действительности невозможно.
— Конечно. Это никогда не приводит к добру.
— А здесь, в деревенской обстановке, это невероятное людское равнодушие и апатия воспринимаются еще острее. Даже Пегги, вполне интеллигентная женщина, и она такая же. Стоит ли волноваться, говорит она. Это меня бесит! Стоит ли волноваться!
— А интересно, почему вас это так волнует?
— Боже мой, и вы — тоже?
— Нет, нет. Это не совет. Мне просто хочется услышать ваш ответ.
— Разве вы не видите, что кто-то должен что-то предпринять?
— И этот «кто-то» — вы?
— Нет, не я лично. Человек как личность в наше время немыслим.
— Почему же? Даже в «наше время», как вы выразились, человек остается личностью.
— Но он не должен ею быть! В период такой напряженности, когда в мире решается вопрос — быть или не быть, нельзя думать о своих собственных болячках и заботах.
