— Да ну тебя!
— А у меня тогда предложение: вы ментальным каналом умеете пользоваться? Мысленным?
— Ну, мыслей у меня всегда полно. Творческих идей и…
— Это другое: обычный разговор между двумя, но, про себя, — и добавила с секретным прищуром. — Прокуратская разработка.
— А-а.
— Ну-у?
— А если вот я, например, нечаянно ляпну не для твоих уше… мозг… головы?
— Я услышу только то, что вы мне позволите. И лишь произнесенное в радиусе не больше десяти миль… Точно. Стоит лишь специальное свое согласие на ментальную связь с другим магом дать.
А вот про то, что «некоторые» и после запрета туда вторгаются, я тете Гортензии не сказала. Хотя, впрочем, и она ломалась недолго:
— «Агаточка?», — шепотом мне в голову.
— «Ага-а?», — аналогично ей.
— «О-ой… Кхе-кхе… Так, я зачем пришла-то? Мать твоя нарисовалась, не сотрешь… И опять будет носом своим столичным водить — пыль с полок нюхать и на Нинульчика моего коситься. А потом…»
— Тетя Гортензия.
— Ой!
— Ну, в общем… работайте над техникой. Работайте.
— Ага… Агаточка, — с помидорными, как и атласный бант на воротнике щеками…
А мама моя действительно, «нарисовалась». Яркими разноцветными узорами на парадном зеленом платье, и длиннющими бусами из прозрачного горного хрусталя. Хоть сейчас к живописцу и — на портрет. Однако истинные причины данного антуража выяснились очень скоро:
— Я к вам прямо с утра собиралась, — важно огласилась она, сидя в кресле и накручивая бусы на пальчик. — Да были дела, — быстрый взгляд в сторону и на меня.
Я — передернулась и насторожилась. Тетя Гортензия продолжила брякать на каминной полке передвигаемыми за тряпкой статуэтками (и сдалась ей эта пыль?):
— И какие же у тебя, мама, были «дела»?
— А, сначала отца твоего провожала и встречала — у них на службе конференция была, и он на ней выступал. Сильно так волновался. А, потом… Доча, я с Софико в ресторанчике на нашем углу встречалась.
— Да что ты?
— А что? — вскинулась та. — Подумаешь… Агата, ну, разве то плохо? Мы с ней столько вместе пережили, пока ты моталась по своей страшной Бередне.
— Ма-ма, — и тишина. Только слышно, как за окном у дровенника Нинон самовар сапогом раздувает: а-апф, а-апф, а-ап… — Мама, а, знаешь… делай, что хочешь. И дружи, с кем захочешь. Только я тут совершенно теперь…
— Не причем?
— Так точно.
— Да как же Агата, «не причем», когда мы с ней только о тебе и говорим все эти годы?
— Ну, у «подруг» много других тем должно быть. О семье, например.
— О семье?
