с пологой односкатной камышовой крышей, сложенная из грубо обтесанного кругляка. Рядом с ней, почти впритирку, торчал амбар на сваях. Его окружали покосившиеся вешала с юколой, нанизанной на тальниковые палочки. Чуть поодаль Антон заметил летний шалаш полуцилиндрической формы, крытый кедровым корьем. Рядом с ним лежала перевернутая, подготовленная к просмолке, зашкуренная долбленка.
Через круглое отверстие, расположенное в центре крыши, прорывался сизовато-белый дымок. Он вился над фанзою, распространяя вокруг запах какого-то аппетитного мясного варева. Антон принюхался, и в пустом желудке тут же звучно заурчало. Есть захотелось зверски. Ясное дело, не до еды, не до обеда ему было, когда стволом в затылок тыкали.
Как только он вышел из леса, знакомая лайчонка заскакала, заметалась у входа в фанзу, зашлась заливистым жизнерадостным призывным лаем, нетерпеливо извещая хозяев о прибытии гостя. Дверь со стуком широко распахнулась, и из жилища вышел сухонький седовласый удэгеец, низкорослый, как пигмей, и кривоногий, как кавалерист. Одет он был в легкий свободный кафтан из выделанной рыбьей кожи и замызганные, вытертые до дыр ватные штаны, заправленные в короткие растоптанные камусные торбаса [33], расшитые узором по верху голенищ.
Он пытливо поглядел на незнакомца из-под руки, как будто прикрываясь от солнца, и произнес скрипучим старческим голоском:
— Нибида эмекте? [34] Кто такая?
— Добрый день, — кивнув, сказал Антон и замялся, не зная, как продолжить.
Пауза затянулась.
— Твоя чего стоишь? — пробурчал старик, утомленный его молчанием. — Дом заходи. Моя против нет. — И прикрикнул на собаку: — Твоя уходи, Найда! Ругай буду!
Антон низко пригнулся в дверном проеме, вошел в фанзу следом за стариком, и глаза сразу защипало от едкого дыма, заволокло слезой. Да еще и жарой несусветной в момент обдало, обволокло так же крепко, как в хорошо протопленной деревенской бане.
«Вот, блин, душегубка! — подумал он. — Как они тут живут, в таком дыме и духотище? Да здесь же только клопов гнобить!»
Антон прокашлялся, протер глаза и осмотрелся, стоя у порога.
Посередине широкого, почти квадратного помещения пылал очаг, обложенный булыжником. Над ним висел на крюке огромный трехведерный котел, закопченный до черноты, на самом дне которого громко булькала, шкварчала на стенках какая-то густая похлебка.
У очага, помешивая в котле деревянной ложкой с длиннющей тонкой ручкой, склонилась круглолицая смуглая аборигенка, на вид лет двадцати с небольшим. В отличие от старика, она была одета просто и незатейливо, без всякой претензии на национальную самобытность. Дешевенький китайский спортивный костюм прекрасно сочетался с синими парусиновыми тапочками. На приветствие Антона она не ответила, а только зарделась и смущенно потупилась, продолжая с еще большим усердием, теперь уже, как добротный электромиксер, взбивать ложкой варево.
