— Весьма интересный подход, товарищ Руднев. — Усуи загасил докуренную сигару. — А со стюардом я поговорю лично. Никто не смеет смотреть на моих гостей, как на варваров, особенно за моим столом.
Я и не знал, что это будет значить для несчастного стюарда. И не узнал бы, если б дайсё Усуи не пригласил меня на экзекуцию. На ближайшей остановке стюарда вывели из поезда, привязали к столбу под самыми окнами салон-вагона и всыпали два десятка «горячих» бамбуковыми палками. Он держался долго, но всё же к концу экзекуции стал коротко вскрикивать при каждом ударе.
— Вы довольны, товарищ Руднев? — по окончании экзекуции спросил у меня Усуи.
— Я всегда был противником телесных наказаний, Усуи-дайсё-доно, во всех сферах жизни, — ответил я, отворачиваясь от окна.
Японский комбриг лишь плечами пожал — поди пойми этих русских.
Октябрь 9 года эпохи Сёва (1935 г.).
Ударное авианосное соединение «Кидо бутаи». Гидроавиатранспорт «Касуга Мару»
Ютаро и Садао сидели в общей каюте сэйто за бутылочкой сакэ, купленного у толстого кока — сметливого уроженца Осаки. На неё ушло почти всё жалование обоих сэйто, что ещё оставалось у них, однако ни один не жалел об этом. Оба молодых человека хотели праздника, хоть тот и был основательно подпорчен гибелью их боевого товарища. Прежде чем спуститься в свою каюту, Ютаро и Садао стояли на скользкой палубе гидроавиатранспорта. По плечам их секли плети дождя, белоснежные парадные мундиры мгновенно промокли и посерели, фуражки на сгибах правых локтей с каждой секундой наливались какой-то свинцовой тяжестью. Но все офицеры «Касуга Мару» стояли над бортом корабля и провожали взглядами качающуюся на волнах фуражку сэйто Тацуноскэ Камы. Японский флот был самым молодым, русский флот, раньше считавшийся таковым, был старше его лет на двести, и собственных традиций у него не было. Поэтому приходилось заимствовать их на Западе, вместе с купленными кораблями и нанятыми офицерами. Одной из таких традиций были похороны в море. Гроб матроса или офицера опускали в воду, отдавая навек той стихии, которой он служил. В том же случае когда это было невозможно, вместо тела хоронили фуражку, и тогда мрачная церемония затягивалась, ведь традиция запрещала покидать палубу, пока тело — или его символ — не погрузится в волны. Но вот фуражку перевернуло, и она пошла-таки ко дну. Офицеры надели мокрые, отяжелевшие фуражки и спустились в свои каюты.
— Кама-сан, — выпивая новую чарку, сказал Ютаро, — был отличным пилотом.
