Да, она была на месте в формальном, фактическом смысле, на месте визуально, но не жизненно, не прочно, не в действительности. Это была не реальная нога, вообще не реальная вещь, а просто лежащая передо мной копия. Меня поразило прекрасное, почти прозрачное изящество конечности и ее абсолютная поразительная нереальность. Она была изысканной и безжизненной, как искусно выполненная восковая модель из анатомического музея.
Я нерешительно протянул руку, чтобы коснуться ее, — и ощущение оказалось таким же сверхъестественным и двусмысленным, как и вид. Нога не только выглядела, как восковая, она была такой и на ощупь — прекрасно вылепленной, неживой, призрачной. Нога не чувствовала прикосновения моих пальцев, так что я стиснул ее, ущипнул, выдернул волосок. Я мог бы вонзить в нее нож, и все равно она ничего бы не почувствовала. Совершенно никакой чувствительности — я мог бы сжимать и тискать безжизненное тесто. Мне было ясно: я имел ногу, выглядевшую анатомически совершенной, которую искусно починили и вылечили без осложнений, однако она выглядела и ощущалась устрашающе чуждой — безжизненной копией, прикрепленной к моему телу. Я снова подумал о молодом человеке, которого видел в тот давний канун Нового года, о его бледном испуганном лице, о том, с каким ужасом он прошептал: «Это просто подделка. Она не настоящая. Она не моя».
— Что ж, — сказал врач, — вы выглядите достаточно мужественным. Что вы думаете о своей ноге? Мы славно поработали, верно?
Да, да, — ответил я, в растерянности пытаясь собраться с мыслями. — Замечательная работа, прекрасная, просто прекрасная. Я от души благодарю и поздравляю вас. Но...
— Что за «но»? — спросил он с улыбкой.
— Выглядит чудесно — чудесно, хирургически говоря.
— Что вы хотите сказать — «хирургически говоря»?
— Ну... она чувствуется как-то неправильно. Она чувствуется... как-то странно, не так, как следует, не как моя. Это трудно выразить словами.
— Не беспокойтесь, старина, — сказал врач. — Все сделано на «отлично». Вы будете как огурчик. А теперь сестра снимет швы.
Сестра со своим подносом с блестящими инструментами подошла, говоря:
— Будет не очень больно, доктор Сакс. Вы, может быть, почувствуете только, как я дергаю. Если станет больно, можно сделать местное обезболивание.
— Приступайте, — ответил я. — Если станет больно, я скажу.
Однако, к моему удивлению, она почему-то не приступила, а стала возиться со своими ножницами и пинцетами — возиться странным и непонятным образом. Я некоторое время растерянно наблюдал за ней, а потом закрыл глаза. Когда я их открыл, она прекратила свои недобросовестные манипуляции, которые, как я подумал, должны были быть чем-то вроде разминки или подготовки. Теперь, как я решил, она была готова снять швы.
