— Да, вроде, не похоже.
— Ну тогда выкинь его, выкинь. Да не бойся, он не кусается.
— Дракон?! — не веря, переспросил Стёпка. — Это дракон?
— Ясно-понятно, дракон, — кивнул тролль. — Лошадка гномлинская. Али ты не знал? Неужто у вас драконы иные?
— Да у нас их вообще нет, — сказал Стёпка, жадно разглядывая дракончика. — В сказках только… А я думал, что все драконы большие, а он какой-то совсем крохотный.
— Этот-то ещё большой, — возразил тролль. — Его, видать, гномлины демоникой да молоком откармливали. А дикие драконы — те гораздо мельче.
Вот так сюрприз! Ну и ну! Стёпкино разочарование не поддавалось никакому описанию. Он-то мечтал увидеть настоящих драконов. Огромных, страшных, огнедышащих, на которых можно летать, с которыми не каждый рыцарь отважится сразиться. Могучих повелителей неба, величественных и гордых, внушающих священный трепет… А они… А тут… Вот они здесь какие. Лошадки гномлинские. А он тогда решил, что гномлины на нетопырях научились летать.
Дракончик беспомощно трепыхнулся, и стало видно, что его держит. Бедняга зацепился упряжью за расщеплённую стрелой доску, запутался в ремнях, и освободиться сам не мог.
С некоторой опаской склонившись над дракончиком, Стёпка осторожно потрогал его спину. Дракончик был тёплый и приятно упругий. То, что казалось чешуёй, на самом деле было скорее короткими перьями. Он погладил дракончика уже смелее, и зверёк притих, ощутив знакомое прикосновение человеческой руки. Тогда Стёпка подхватил его под мягкое брюшко и выдернул застрявший ремешок из щели. Дракончик был не тяжелее кошки. Он покорно лежал в ладонях, свесив хвост и все четыре лапы, и косился на Стёпку ясным изумрудным глазом. Узкие ремешки плотно охватывали его плоскую голову, шею и грудь, а на спине было укреплено небольшое кожаное седло с высокой спинкой и множеством свободно свисающих ремней. Очевидно, этими ремнями гномлины-пилоты привязывали себя, чтобы не свалиться с дракона во время полёта. В крошечном стремени висел стоптанный гномлинский сапог с отворотами. Сбитый Бреженем гномлин то ли выпал во время боя, то ли удрал позже, пожертвовав ради спасения одним сапогом и собственным драконом.
Дракончик укоризненно взглянул на Стёпку и вдруг обмяк, бессильно уронив голову. Бедная измученная лошадка. Чудо, что осталась жива, что не задохнулась ночью под котомкой. Стёпка сел поудобнее, упёрся ногами в борт и принялся освобождать страдальца от упряжи. Провозившись минут десять, он распутал, развязал, а где и просто разрезал ножом ненужные уже ремни и выбросил их вместе с сапогом из повозки. Освобождённый дракончик трудно дышал и разевал пасть, высовывая алый раздвоенный язычок.
