Он окинул взглядом зал. Делегаты молчали.
— Весной того года была разбита ежовская группа, которая, готовя переворот, уничтожила очень много людей. Ежов расставлял на высокие партийные посты заговорщиков, очищая для них места с помощью ложных доносов и арестов. А его сообщники, как по цепной реакции, множили его зверства по всей стране. Ежов лишь прикрывал этот страшный разгул. Приведу такой пример. Эйхе, письмо которого тоже приводится в докладе, очень жестоко расправлялся с коммунистами в Сибири, а Ежов прислал туда директиву не препятствовать его действиям.
Только Берия, заменив Ежова, остановил разгул казней. Много человек было возвращено из тюрем. И вот теперь делается попытка свалить инициативу самых жестоких репрессий 37-го и 38-го годов на Политбюро. Будто ЦК обеспокоился тем, что аресты, казни и пытки пошли на спад. А заодно и переложить вину с шайки Ежова на партию… Я задаю вопрос, почему это делается сейчас? Видимо потому, что не все ежовцы понесли наказание. Кто-то сумел скрыться от правосудия, а теперь поднимает голову. Берия перед смертью начал выявлять этих людей, за что и был убит. Я не говорю: осужден и расстрелян. Я говорю — убит…
И ведь посмотрите, каким образом можно распознать ежовцев? Достаточно посмотреть, кто раскручивал маховик казней. Вот какое письмо я получил однажды от тогдашнего Первого секретаря компартии Украины Хрущева: «Украина ежемесячно посылает 17–18 тысяч репрессированных, — писал он мне, — а Москва утверждает не более 2–3 тысяч. Прошу Вас принять срочные меры».
Тогда я думал, что он просто усердствует, и даже прямо написал ему однажды: «Уймись, дурак!» Но теперь я пониманию, что это было не просто усердие дурака…
Сталин протянул руку к трибуне и взял несколько листков.
— Вы только посмотрите, что он пишет! — в голосе Сталина послышалась дрожь. — «В докладе Сталина на февральско-мартовском Пленуме ЦК 1937 года «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников» была сделана попытка теоретически обосновать политику массовых репрессий под тем предлогом, что по мере нашего продвижения вперед к социализму классовая борьба должна якобы все более и более обостряться. При этом Сталин утверждал, что так учит история, так учит Ленин».
Я не стал бы обращать на это внимание, если бы он не задел Ленина… На самом деле я говорил тогда, что чем больше будем продвигаться вперед, чем больше будем иметь успехов, тем больше будут озлобляться остатки разбитых эксплуататорских классов, тем скорее они будут идти на более острые формы борьбы, тем больше будут пакостить Советскому государству…
