Украденное лицо, Моя юность прошла в Кабуле | страница 43



- Иди поешь, Дауд!

- Нет, я не хочу...

- Что с тобой?

Он не отвечал. Мы с мамой встревожились и пошли в комнату брата. Он сидел на кровати, обхватив голову руками. Мама села рядом и молча ждала, пока он решится заговорить.

- Я видел что-то действительно ужасное, невозможное!

- Но что?

- Женщину... Совершенно голую... Ее прибили к створкам дверей, ведущих на факультет... они... разрубили ее пополам... На каждой створке... висела половина... А дверь открывалась и закрывалась... Это было чудовищно.

Мама заплакала, а Дауд продолжал:

- Повсюду были окровавленные руки, оторванные ноги, куски человеческих тел... Бойня, мама. Не знаю, скольких они убили, но это страшно... По радио сказали, что студенты должны привести факультет в порядок... Но там ничего нельзя было отмыть... Это сделали люди из службы безопасности, и я не хочу туда возвращаться, не сегодня! Знаешь, они послали нас туда, чтобы мы увидели, что натворили те, другие... Они хотят, чтобы мы знали...

Я ушла плакать в свою комнату. Дауд никогда больше ничего не рассказывал нам, но я уверена, что мама до сих пор думает о тех ужасах. Ее мучают и другие кошмары, о которых я ничего не знаю, но она молчит, все похоронив глубоко в душе. К слову сказать, газеты потом сообщили о событиях на факультете, не вдаваясь ни в какие детали.

* * *

Специалист посоветовал папе внимательно следить за мамой, чтобы она принимала лекарства против диабета и снотворные и ходила не меньше двух часов в день.

Проходит неделя, и мне становится лучше. Мне разрешают покидать палату, врач говорит, что я обязательно должна гулять, делать зарядку и как можно больше дышать свежим воздухом.

Помню, как папа ответил ему: "Знаете, кроме лекарств, мы немного сможем сделать..."

Вечером мы сидим в доме родственников Шакилы и разговариваем. Очень велико искушение не возвращаться, остаться здесь, бежать из Афганистана, от власти, которая отсюда, издалека, кажется нам еще омерзительнее. Увы, это невозможно. Шакила уезжает в Америку, муж сообщил ей по телефону, что все бумаги оформлены и скоро придут в Пешавар. Его родители вряд ли смогут приютить нас. Мы с Сорайей никогда не согласимся расстаться с мамой и папой, не отпустим их одних в Афганистан. В Кабуле у нас есть крыша над головой и средства - пусть скромные - к существованию. Конечно, в Пакистане мы были бы свободны, маму лечили бы хорошие врачи, я пошла бы учиться, но Шакила говорит:

- Люди здесь смотрят на нас с недоверием. Вся торговля держится на афганцах, они строят дома, заставляют работать экономику, и все-таки пакистанцы нас не любят...