Все это девочки запрятали у себя в уголке, и теперь оставалось устроить только котомку, в чем Оля оказалась тоже большой искусницей. Она сшила ее из куска старой клеенки, лежавшей в кладовой, и пришила широкие тесемки, сходившиеся у нее на груди крест-накрест.
В котомку положили две рубашки, простое полотенце, кусочек мыла, хлеба и несколько яиц, похищенных Олей у ключницы. Женя настаивала, что надо взять зубную щетку и порошок, но подруга объявила, что этого нельзя, и сломала даже гребенку, чтобы она имела вид старого обломка.
— А то этак сразу догадаются, что ты не мальчишка, а барышня…
В этих приготовлениях прошло все утро. Девочки готовились к побегу, как к веселой игре, и ни разу не задумались насчет ожидавших их трудностей.
Деньги завернули в несколько тряпочек и положили в самый уголок котомки, причем Оля все горевала, что они не разменяны.
— Ну, да ничего. Будем больше Христовым именем пробиваться, — прибавила она. — Этак-то вернее, а то еще ограбят, как узнают, что деньги есть.
Решено было выйти из дому, как только наступят сумерки и вся прислуга уйдет ужинать в людскую.
— Ты все делай, как я, — учила Оля Женю, — что я, то и ты. Я ведь все это знаю… Из монастыря сколько раз ездила с казначейшей в город.
Выйти им удалось незаметно, и через несколько минут они очутились на почтовом тракте, ведущем в Москву.
Но проезжих по этому тракту было немного. Только под городом попалась девочкам какая-то тройка, да перегнал обратный ямщик, спавший крепко в широких санях.
Снегу было очень много, и чтобы дать дорогу проезжающим, девочкам пришлось своротить прямо в сугроб по колено в снег.
Женя, приученная теткой еще в Англии много ходить, шла довольно бодро. Но тяжелая и длинная шуба стесняла ее движения, и она скоро стала отставать.
— Ты чего? Аль устала? — спрашивала Оля.
— Нет, — отвечала девочка, не желая сознаваться, что ей тяжело идти в непривычной одежде.
Мороз крепчал. Оля, поеживаясь, заметила:
— И холодно же сегодня… Ишь, как вызвездило; ну да ничего, авось до ночлега не замерзнем.
— А где ночевать будем? — спросила Женя.
— Ночевать? Да вот еще пойдем да и попросимся в какой-нибудь деревне. Тебе не холодно?
— Какое… Жарко, даже вот дышать тяжело.
— А ты помалкивай. Вот в избу придем, так и наговоримся.
Девочки прошли еще с версту, но Жене показалось, что они идут уже бесконечно долго. Она шла все тише и тише.
Оля не раз оглядывалась на свою спутницу, но ничего не говорила. В душе она начала уже потрухивать, дойдет ли ее спутница до монастыря.
