— В Пантюхино? Кровать? Лимонад? Это кому же, сударыня? — спрашивала совершенно растерявшаяся от неожиданного потока приказаний экономка.
Кухарка, толстая баба, кривая на один глаз, тоже таращила свой единственный, маленький, заплывший жиром глазок. А вертевшаяся тут же Глашка, девчонка, состоящая на побегушках у Марии Анемподистовны, не только глаза, и рот раскрыла.
— Ах, знаете, мать Акули… Знаете, что гусей пасет? Больна… Очень больна… И у нее ничего нет… И так грязно… И в воде мухи!
— Это вам Акулька отрепортовала? — каким-то замогильным голосом, в котором слышалась неминучая беда для Акульки, спросила экономка.
— Ну да… То есть я сама видела…
— Сами-с? Где же это вы видели-с? — все ядовитее и ядовитее звучал голос Марии Анемподистовны.
— Да я была там… В Пантюхине, в их избе.
— А кто же это вам разрешил-с? Кого вы спросились?.. Чем Акулькина мать больна? — спросила экономка грозно кухарку и Глашку.
— Да не знаю… Мальчонка-то у нее помер… — нехотя отвечала кухарка.
— В воспице мальчонка-то был, а теперь, говорят, и у матки Акулькиной воспица, — поспешила заявить Глаша, которую все в дворне звали язвой за вечные доносы экономке.
— Оспа! И вы изволили туда ходить! Батюшки! Да что же это будет-то? Да вы бабиньку уморить хотите-с! Кто же это вам на деревню бегать позволил?
При каждой фразе голос экономки звучал все громче и громче.
Женя оскорбилась.
— Это не ваше дело, — обрезала она ее сухо, — вы приготовьте, что я вам сказала…
— Нет-с, сударыня… Никаких я ваших глупостев делать не стану, а вас к бабиньке сведу! Пожалуйте-с, посмотрим, похвалит ли вас бабинька за этакие ваши поступки!
И Марья Анемподистовна довольно грубо схватила девочку за плечо.
— Не троньте меня!.. Вы не смеете!.. Я сама к бабушке пойду, — крикнула со слезами в голосе Женя.
— Ах-ти, грехи-то какие! — проговорила кухарка. — Марья Анемподистовна, чаво же с творогом-то делать? — крикнула она вслед экономке, стремительно летевшей за Женей в дом.
— Я сейчас… Ты припри погреб-то, да и жди… Я сейчас…
Глашка шла за экономкой и Женей и, видимо, была в восторге от того, что случилось.
Из окон кухни и людских изб выглянуло несколько лиц.
В сенях им встретилась Аскитрея и при виде яростного лица экономки и растрепанной Жени остановилась в изумлении и, дернув за рукав Глашу, спросила:
— Что это поделалось?
— И не говори… Экономка барышню к старой барыне ведет… Она на деревню бегала… А там воспа…
— Воспа? Это у Матрены мальчишка-то умер? Зачем барышню-то туда носило? Ну, быть беде!.. Старая барыня страх этих заразов боится… Ну и дела, — с жалостью покачала головой приятельница Жени, а Глаша побежала за ушедшими в комнаты, чтобы хоть в щелочку подслушать, как будут в зале господа ругать барышню.
