Не дожидаясь ответа, вошла в беседку и провела пальцем по скамейке.
Горький, придя в себя, подскочил к скамейке, принялся ладонью смахивать пыль с шершавых досок, но вдруг чертыхнулся.
— Что, занозу посадили? — озабоченно спросила Андреева. — Экий вы придумщик! Я бы и так села, — опустилась она на скамью и расправила складки платья. — Покажите-ка, что там у вас!
Горький поспешно убрал руки за спину.
— Что за капризы, Алексей Максимович? Право, как ребенок! Ну же! — протянула она руку.
Горький отрицательно помотал головой.
— Я вам приказываю! — нахмурилась Мария Федоровна. — И потом, Алексей Максимович, надо быть терпеливым и готовым к испытаниям, раз вас в партию приняли!
— Да уж коли примазался к большевикам, придется потерпеть, — изобразив страдание на лице, Горький опустился на скамейку, вытер ладонь о рубашку и протянул Андреевой.
— Ну, вот и все! — Мария Федоровна, выдернув занозу, торжествующе подняла ее, держа кончиками пальцев. — Стоило ли сопротивляться? — спросила она, опуская его ладонь себе на колени.
— Не стоило, — смущенно согласился он, поднося руку Андреевой к губам.
«У Алеши такой талант, а душа не защищена совсем. Этакий большой ребенок, о котором хочется заботиться. И, кажется, я ему нужна…» — подумала она.
Горький, закрыв глаза, потерся усами о ее ладонь.
«У Маши такой талант во всем, чего бы ни делала, а душа не защищена совсем. Одна среди зависти и интриг. И, кажется, я ей нужен…»
* * *
Горький, прохаживаясь взад-вперед по усыпанной разноцветными листьями аллее парка, где у него была назначена встреча с новым членом ЦК партии таинственным «Никитичем», которому надо было помочь перебраться из Баку в Москву и устроиться здесь, рассматривал встречных прохожих, пытаясь угадать, кто из них может быть этим самым «Никитичем». Горький помнил, что ему рассказывали: инженер по образованию, опытный революционер и мастер на все руки. Изобрел новый способ изготовления бомб для совершения террористических актов, затем — пытался организовать печатание фальшивых ассигнаций, но это дело пресекла полиция. «Никитич» представлялся Горькому этаким почти былинным молодцем-богатырем Добрыней в рубахе, ворот которой не застегнут потому, что не сходится на шее, готовым идти за народ в огонь и воду, и был немало удивлен, когда к нему подошел элегантный мужчина среднего роста с аккуратно подстриженной бородкой, тростью в руке, светло-бежевом пальто, котелке, перчатках и до блеска начищенных ботинках.
