— А он? — Савва, привалившись к подоконнику, запыхтел папиросой.
— Он? — сорвавшимся голосом переспросила Мария Федоровна. — Он говорит: «Я не понимаю, откуда ваши претензии, вы играете Леля вполне уверенно, все по обыкновению будут говорить, что это — один из ваших шедевров», — попыталась она повторить интонации Немировича, — а после почти крикнул: «А не хотите играть — не играйте! Обойдемся, будет играть Ольга Леонардовна!»[15]
— Та-ак. Обойдется, значит, — Савва раздавил папиросу о дно пепельницы. — Ну-ну…
— У меня, Савва Тимофеевич, — вскинула голову Мария Федоровна, покорно глядя на Савву, — претензий нет, мне просто больно, что я становлюсь в нашем общем деле чем-то мешающим, раздражающим, ненужным, — лицо ее покрылось красными пятнами. — Только откуда такая грубость? Как это можно себе позволять? Неужели непонятно, что так вести можно, только если не имеешь уважения, прежде всего, к себе.
— Ненужной в общем деле, говоришь? — Савва снова достал папиросу и закурил. — Есть у меня Маша мысли по этому поводу. Думаю, порадуешься и успокоишься. Не хотел раньше времени говорить, да что уж теперь, — с хитринкой взглянул он на Андрееву.
— С театром что опять надумал? Признавайся — немного оживилась Мария Федоровна.
Савва, будто не заметив ее нетерпение, продолжал молча курить.
— Куришь ты много, Савва Здоровье не бережешь — Андреева укоризненно покачала головой. — Ну, так что надумал, говори же!
Морозов положил недокуренную папиросу в пепельницу и взял Марию Федоровну за руку:
— Картина в театре у нас такая. Долги опять растут. Думаю я дефицит погасить. А потом, чтобы у всех не только к творчеству, но и к делу интерес больший появился, хочу передать театр, со всем имуществом и поставленным на сцене репертуаром, группе лиц, творческому ядру.
Мария Федоровна, уселась поудобнее, слушая внимательно и заинтересованно. Даже слезы высохли.
— Я сейчас начал разрабатывать новый проект устава паевого товарищества с капиталом в пятьдесят тысяч рублей. Пайщиками, кроме тебя и себя, — по лицу Андреевой скользнула благодарная улыбка, — мыслю Станиславского, Немировича, — Мария Федоровна нахмурилась, — наших ведущих артистов, Чехова, понятно. Всего человек десять-пятнадцать. Что еще? Сам внесу в кассу товарищества пятнадцать тысяч рублей, чтобы контроль иметь по важнейшим вопросам.
Андреева удовлетворенно кивнула.
— А тем, кто сразу не сможет внести свою долю, кредит открою под векселя в счет будущих прибылей. — Он посмотрел на Марию Федоровну, на лице которой был написан вопрос о том, распространяется ли кредитование под векселя и на нее тоже?
