— Замолчите, пожалуйста, перестаньте… соседей напугаете!
— Чего уж, посмеяться нельзя? — бодро спрашивал Певунов.
— Да, мамочка, — пищала Алена, — ты не знаешь, а положительные эмоции очень полезны!
Глаза девочки неестественно, мокро блестели.
Еще одно анонимное письмо пришло в горком. Певунова вызвал для беседы старый знакомый Петр Игнатьевич Тимошенко, заведующий отделом пропаганды. Они учились вместе в школе, год назад в составе одной делегации ездили в Болгарию. Друзьями не были, у Певунова, пожалуй, вообще не было друзей, но симпатизировали друг другу. Тимошенко обладал легким, дружелюбным характером, каждое движение его было таким, точно он протягивал руку для рукопожатия. В этот раз он встретил Певунова, против обыкновения, прохладно, не встал навстречу. Сергей Иванович сразу ответно напружинился. Он знал, зачем его вызвали, и молил бога, чтобы его не выдала эта новая, проклятая гримаса вины. Он считал себя виноватым только перед семьей, да и то «виноватый» — неточное слово. Он лишь слепое орудие обстоятельств, наносящее удары помимо своей воли. Тимошенко и поинтересовался его здоровьем, делами, Певунов ответил, что ни на что не жалуется, кроме как на необыкновенно дождливую и раннюю осень.
— Прости, Сергей Иванович, что я вынужден говорить с тобой о сугубо личном, такая должность, иногда приходится.
— Конечно, конечно, — Певунов изобразил улыбкой полную готовность к неприятному разговору.
— Ты в городе человек известный, на виду, член ревизионной комиссии, поэтому, понимаешь ли…
— Анонимка поступила?
— Поступила, верно.
— Что же там сказано, если не секрет?
— Не обижайся, Сергей Иванович, но сказано там, что ты, здоровый, ей-богу, кобель. Причем для кобелиных делишек используешь служебное положение. Кто такая Лариса Дмитриева? — Спросив, Петр Игнатьевич отвернулся в сторону, оттянул ящик стола и начал копаться в бумагах.
Он Певунова не торопил, опасный и серьезный вопрос задал как бы мимоходом.
— С каких пор, — поинтересовался Певунов, — в горкоме дают ход анонимкам?
Тимошенко оставил в покое ящик с бумагами.
— Анонимка анонимке рознь, сам понимаешь.
— Как это?
— Не надо, не возбуждайся. Поверь, я не с радостным сердцем тебя вызвал.
— Лариса Дмитриева — моя любовница, — сказал Певунов. — Месяц назад по моей просьбе ее взяли на работу к нам в бухгалтерию. Больше мне нечего добавить.
Тимошенко поправил галстук таким резким движением, точно хотел себя малость придушить.
— Это, по-твоему, пустяк?
