С таким моим ответом курьер возвратился к Шелленбергу в Берлин. Прошло некоторое время, и у меня стали появляться мысли, что планы мои, по всей видимости, обречены на провал. Однако вскоре мне пришло письмо от Шелленберга, в котором он писал, что лично не возражает против моих условий, но осуществить мое восстановление в желаемой форме чрезвычайно трудно. Все руководители, управлений РСХА, в особенности шеф гестапо[40] Мюллер[41], против меня, и преодолеть их сопротивление не так-то просто.
Эти его слова не особенно-то меня и удивили: Шелленберг никогда не отличался способностью что-либо «протолкнуть», особенно если это не касалось его лично. Тем не менее он договорился с моим командиром дивизии, чтобы меня отпустили на несколько дней в Берлин для «важной беседы». Хотя я и не ожидал многого от предстоявших переговоров, от невиданного рождественского отпуска 1942 года, естественно, не отказался. В Берлине Шелленберг встретил меня вопросом:
— Какие у тебя отношения с Кальтенбруннером?
Кальтенбруннер был в то время высшим полицейским и эсэсовским чином в Австрии. Знать я его, конечно, знал, но никаких отношений с ним у меня не было, наоборот, я избегал любых с ним контактов, так как считал, что полицейским чинам нечего совать свой нос в дела секретной службы. Однако из того факта, что Шелленберг задал мне такой вопрос, я сразу же понял: за этим что-то кроется. И ответил обтекаемо, что знаю Кальтенбруннера уже давно. Моим ответом Шелленберг был, по-видимому, очень доволен и сообщил, что Кальтенбруннер назначен преемником Гейдриха — начальником полиции безопасности и СД рейха. А затем заявил, что рассчитывает на мою помощь в установлении добрых отношений с новым начальником.
Сообщение Шелленберга меня очень удивило, так как из всех кандидатов на эту должность он был, вне всякого сомнения, наименее подходящим. Кальтенбруннер не был ни специалистом в полицейских вопросах, ни дипломатом, как Канарис[42], могущим использовать свои знания в секретных делах.
Образ Кальтенбруннера, представленный общественности на Нюрнбергском судебном процессе, является на самом деле фрагментарным и односторонним, не соответствуя истинному характеру этого человека. Обвинитель да и весь трибунал стремились изобразить Кальтенбруннера как исчадие зла, защита же не была достаточно сильной, не стараясь к тому же показать его положительные стороны. Не следует забывать, что Кадьтенбруннер оказался перед судом, так сказать, в качестве заместителя — вместо Гиммлера, трусливо ушедшего из жизни и от земных грехов, совершив самоубийство, которое в СС считалось самым низким и достойным осуждения и проклятия поступком. Поэтому за все его преступления ответственность пришлось нести Кальтенбруннеру. Нечто подобное произошло и с известным радиокомментатором Хансом Фритче, который предстал перед трибуналом вместо своего шефа Геббельса
