— Это ваша проблема. — Я встал. — А я в этом деле не участвую.
— Ах, не будем ссориться! — Он вскочил и схватил меня за руку. — Ну, нет, так нет. Но ведь остается еще и криминальный аспект дела — тот, что занимал вас все это время. Вы ведь не бросите его? Вы ведь выполните свои обязательства? Определенно?
— Предположим — просто предположим, — что ваша жена приложила руку к смерти Мэйна? Что тогда?
— Тогда, — он пожал плечами и растопырил ручки, — это дело закона.
— Ладно. Я продолжу дело, если вы усвоите, что имеете право располагать только сведениями, относящимися к этому вашему «криминальному аспекту» — и никакими другими.
— Отлично! И если так случится, что вы не сможете отделить мою драгоценную от…
Я кивнул. Он снова сграбастал мою ладонь, нежно ее поглаживая. Я выдернул руку и пошел обратно в агентство.
На столе меня ждала записка с просьбой позвонить сержанту Хэкену. Просьбу я выполнил.
— Шустрик Даль не связан с делом Мэйна, — сказал мне топорообразный полицейский. — Он и его приятель Бен Уил по кличке Чахоточный в тот вечер устроили вечеринку в придорожной забегаловке близ Вальехо. Торчали там с десяти вечера и до двух ночи, когда их вышвырнули за мордобой. Комар носа не подточит. Тот парень, что мне сказал об этом, не врет — я еще у двоих перепроверил.
Поблагодарив Хэкена, я позвонил Ганджену домой, попросил миссис Ганджен и осведомился, не сможет ли она принять меня, если я сейчас приду.
— О да, — сказала она.
Похоже, это было ее любимое выражение, несмотря на то что в ее устах оно абсолютно ничего не выражало.
Я засунул фотографии Даля и Уила в карман, поймал на улице такси и отправился в Вествуд-парк. Накурившись турецких сигар, я по дороге состряпал замечательный компот из лжи, который собирался скормить супруге своего клиента, чтобы добыть от нее нужные сведения.
Ярдов за сто пятьдесят от дома я заметил машину Дика Фоли.
Дверь открыла худая, бледная служанка и проводила меня в гостиную на втором этаже, где миссис Ганджен, отложив в сторону экземпляр «И солнце встает», указала мне сигаретой на ближайшее кресло. Сидя в обтянутом парчой кресле, подобрав ногу под себя, она в своем оранжевом персидском платье еще больше походила на дорогую куклу.
Закуривая, я поглядел на нее, припомнил мою первую встречу с ней и ее мужем (и вторую — с мужем) и решил отбросить сочиненную по дороге скорбную повесть.
— У вас есть горничная, Роз Рабери, — начал я. — Я не хочу, чтобы она подслушала наш разговор.
